— О’кэй, — кивнул Пити, — и представьте себе, парни, он издал закон, по которому она оттуда не сделает ни шагу.
У меня лопнуло терпение:
— Трусишь? — спросил я, понимая, что вряд ли этим его задену.
— Да что ты! — взвизгнул он. — У нас блестящие шансы: нас пятеро против пятидесяти тысяч армии Фиделя! Но мы-то тертые калачи и дадим красным пинка под зад! Наши перекатывающиеся бицепсы — это мускулы на руке Демократии. Не забывайте — за нами стоит весь свободный мир!
Никто его не перебивал. Я понял: они не хотят. Слишком большой риск. Они предпочли бы пойти с большим десантом: с бомбардировщиками над головами и Карибским флотом США за спиной, с полевыми кухнями, танками «шерман», военными священниками, прикрытием и соседями слева и справа. А я — наоборот. В этом предприятии меня подкупало, что мы шли без янки, одни, почти без посторонней поддержки. Я объяснил им это, они остались равнодушны. Я не знал, на что стоит нажать: на честолюбие или на патриотизм. Мне казалось, что ни того, ни другого у них не много. Но я не сдался, продолжал уговаривать. Только ничего не приукрашивать — когда обманываешь собственных людей, месть не заставит себя ждать.
И вдруг заговорил Мигель. Глаза его воодушевленно блестели, он нервно взмахивал руками — это придало разговору но-вый поворот.
— Нам пора наконец домой! — начал он хриплым голосом, но чем дальше, тем свободнее он говорил. — Ребята, не обманывайте себя, вам тоже здесь долго не выдержать. Кто из вас не скучает по былой жизни? И верьте мне: дома нас ждут!
— Боже, как ему некогда! — воскликнул Умберто, а Нити пропел:
— Все-таки нелегко на чужбине без мамочки!
Но странное дело — стрелы словно прожужжали мимо. Мигель первым высказал то, что каждый из нас думал или бессознательно ощущал. Он попал в нужную точку и продолжал неумолимо заколачивать в нее свой гвоздь.
— Скоро на Кубе праздник карнавала! Кому не хочется прогуляться по Прадо, спуститься вниз по Малекону или снова посидеть на камнях и поудить рыбу?
Он наклонил голову вперед, словно вслушиваясь в эхо своих слов. На какой-то момент наступила тишина.
И вдруг кто-то сказал:
— Ага, любитель природы!
Голос Барро! Он подслушивал нас, стоял в тени и забавлялся нашей беседой. Мигель повернулся к нему:
— И еще встретимся со старыми товарищами, которые помогли выгнать твоего Батисту! — и, обращаясь к нам, продолжил: — Да, это ребята настоящие. Из них никто с новой диктатурой не смирится, они в душе давно на нашей стороне, я не сомневаюсь.
Мигель мне понравился, я поверил, что он боролся против Батисты. Такой и мину замедленного действия смастерит, и мужества у него хватит с ней через весь город проехать. В то время, как мы сражались тогда в горах с армией Батисты, ребята вроде Мигеля задавали головоломные загадки полиции. Я услышал сытый смешок и гортанный голос Барро:
— Тебя встретят с цветами перед Капитолием! Понимаете, парни, мы прокатимся по Прадо на карнавальной машине, и сам Кастро сыграет нам веселую иачангу.
Это уж чересчур! Я подошел к Барро и тихо спросил:
— Как ты смеешь еще насмехаться над Мигелем? Ты, именно ты?
— Фантазер он, — ответил Барро. — Лучше возьмите с собой побольше продовольствия. Я, например, не верю, что там нам хоть кто-нибудь даст миску бобов.
— Тебе не дадут! — взорвался я. — И не рассчитывай!
— И вам тоже нет! Я кубинцев знаю. Они пресмыкались перед Батистой, а теперь подчинились Кастро. Им нужно показать дубинку! Проснитесь, протрите глаза!
Он коснулся моего локтя, словно желая пробудить ото сна, я стряхнул его руку, крикнув:
— Не прикасайся ко мне!
Гангстера его калибра этим не обидишь, ему плюнь в лицо — только утрется. Сейчас он стоял среди нас, кряжистый, как дуб, смотрел на Мигеля и ухмылялся:
— Эх, парень, стрелять бы как следует тебе научиться, — объяснял он терпеливо, — колоть кинжалом, душить, убивать! Бот и вся наука. А этот желторотик наверняка не выносит вида крови...
Я подошел к нему вплотную:
— Зато ты к ней привык! Ты еще помнишь братьев Альваресов? Одному из них вы отбили почки, а другого задушили шлангом. Пусть ты это делал не своими руками, я знаю, но приказ исходил от тебя, Барро, и произошло все в твоем девятом полицейском участке. А потом вы подложили трупы родителям под дверь дома и следили, чтобы целый день их никто не убирал...
Надо остановиться, не то что-нибудь произойдет и моя группа останется здесь. В голове у меня гудело, лица вокруг расплывались, я видел одного Барро, который пожал плечами и ответил:
— Согласен, иногда нам приходилось быть жестокими. Но до этого не дошло бы, если бы мы сразу прочесали все окрестности Гаваны и поставили бы вашего Фиделя к стенке еще тогда, в июле пятьдесят третьего... Во всяком случае, нам ни в коем случае нельзя было выпускать вас из Сьерры-Маэстры, тут у меня сомнений нет.