Меня передернуло: еще слово, и мне все едино, что там будет, я ударю его. Он убийца, и я с ним расправлюсь. Какой прок в том, если мы сложим там свои головы, а после нас придут такие?.. Умберто встал между нами:
— Не пачкай руки, Серхио.
— Бандит ты! — услышал я собственный голос. — Если ты, бандит, еще раз у нас появишься, тебе не жить!
Но тут появился Мак-Леш, он всегда на месте, когда мы собираемся расправиться с кем-то из палачей. К тому же четверть часа, данные нам на размышление, истекли.
— Черт бы вас побрал, — бесновался капитан. — Прекратите вы когда-нибудь сводить старые счеты? Вы ведь все против Кастро, так помиритесь же, парни! Речь идет о вашем общем деле.
— И поэтому, — сказал я, — мы с собой никого из подонков Батисты не возьмем.
— Вы действительно хотите отказать людям в праве бороться против коммунизма?
Я презрительно рассмеялся, и на сей раз они меня поддержали: Умберто, Мигель, Рико, даже Пити. Он проговорил пронзительным голосом:
— У майора Барро чересчур много на счету, сэр. Каждую неделю по два трупа — люди таких вещей не забывают. Вся Куба знает его подлое лицо.
Капитан сдержался, только желваки заходили.
— Вы-то небось все чистенькие... — проворчал он.
— А я могу подождать, — объявил Барро. — Я не тороплюсь. Вы думаете, вы выдержите? Когда у вас вместо голов — торты с изюмом?
— Молчать! — заорал Мак-Леш.
Но Барро не уходил; он понял, наверное, что помог объединить нас, и поэтому воскликнул:
— Давайте, валяйте, против старой и против новой диктатуры! Воюйте на два фронта! Вы же элитная группа: любитель природы Мигель, сынок богача Умберто, ниггер из Гватемалы, который чистит ему сапоги, и Пити Равело, репортеришка отдела скандальной хроники из «Диарио», а командует ими несостоявшийся адвокат...
Не раздумывая, я ударил и попал в подбородок. Барро устоял, ударил в ответ, попал в Рико. Ругательства, толчея, крики. Мак-Леш, разведя руки, стал перед Барро. Из-за его плеча Барро кричал нам:
— Пятеро против одного — тут вы смелые! Посмотрим, как вы подожмете хвосты там! Для таких дел вы жидковаты! Когда окажетесь по уши в дерьме, вы обо мне вспомните! Когда тебя начнут преследовать твои старые друзья, Фигерас, ты задохнешься! А ты, ублюдок Пити, слабак, завизжишь как собачонка! А этот детеныш заплачет: «Ма-а-ма-а!»
Мигель отпихнул Мак-Леша в сторону и бросился на Барро. Все остальное: свалка, крики, кто-то наступил на вентилятор, Барро побежал, Рико подставил ему ногу, оба покатились по земле; капитан достал свисток, из соседних бараков под крики Фульхенсио прибежали военные полицейские, трое янки, бросились растаскивать клубок тел, катающийся по земле; какой позор. Я как сейчас вижу перед собой вспотевшее лицо Мак-Леша, мы сидим в его комнате, перед нами план высадки. Он вытирает платком затылок и говорит с присущим ему сарказмом:
— Ладно, парни, вы меня убедили. Отправитесь на дело без него...
Это было позапрошлой ночью. Так началась наша операция.
Глава 2
Около одиннадцати группа достигла небольшой рощицы, вокруг которой росли тростник и терновник; над рощей кружил стервятник. Мак-Леш с такой силой бросил на землю мешок, что все в нем затрещало.
— Привал, — приказал он. — Передохните.
Наконец-то тень!
Он забрался под куст гуаявы и сорвал с себя нейлоновую куртку, прилипшую к телу. Капитан давно хотел обвязать куртку вокруг бедер, но Фигерас требовал, чтобы все оставались в куртках — и с полным правом. Здесь, на равнине, лучше, когда оружия не видно. Один за другим все повалились в тростник. Мак-Леш отметил про себя, что пока они ему подчиняются. А раз подчиняются — нечего опасаться. Они пробьются — шестеро прекрасно вымуштрованных мужчин, знакомых с местными условиями, а по огневой мощи они превосходят целый взвод кастровской милиции. Необходимо только держаться вместе. Он вспомнил о драке в лагере. Самое слабое место у них — дисциплина. Пока они повинуются его слову, все в порядке. Они должны доверять ему!
Капитан поднял голову, его взгляд остановился на неподвижных фигурах в тростнике. Как бы объяснить им подоходчивее, в какой ситуации они находятся? Как найти слова поточнее? Но когда он начал говорить, ему не пришло в голову другого сравнения, кроме того, что все они сидят в одной лодке. Фигерас перебил его: