— Мы выступили сразу, вчера вечером, и искали всю ночь, только много западнее! — он указал за спину, где пляж делал крутой изгиб; над водой высилась плоская вершина предгорья, она расплывалась в раскаленном солнцем воздухе, можно было подумать, что это там крейсер стоит на якоре. — Нам же сказали: у Двойного рифа, — закончил он недовольно.
— Я знаю, — ответил Рамон. — А дальше что? Куда ведет след?
— Следа нет. Мы нашли предметы снаряжения, целый мешок консервов, а следа нет. Пляж здесь был весь истоптан, но, как мы ни смотрели, сказать, трое их было или дюжина, нельзя. А за шоссе след пропадает, даже собаки-ищейки ничего не нашли. И Карлос на вертолете пока тоже.
— Может, они прошли часть пути по шоссе? Вы не проверили обочины?
— Еще бы! На несколько километров в обе стороны!.. Даниела уставилась на обломки яхты. Она чувствовала, что ее присутствие нервирует мужчин, но не могла и не хотела уйти: при виде разбитой яхты у нее сжалось горло. Здесь «червяки» сползли на сушу, вчера, в тумане; представив себе происшедшее, она поняла, какая большая разница — услышать такую новость и оказаться на месте высадки. Они уже пробились внутрь острова, и мы не знаем куда! Каких трудов стоит охранять побережье — две или три тысячи километров. А сколько незащищенных ячеек есть еще в их сети? Враг не оставит своих попыток высадиться...
— Ты не можешь ехать в Росалес без охраны. «Кадиллак» — удобная мишень. Довольно легкомысленно с твоей стороны приехать ко мне так, безо всякого!..
— Ты о нас не заботься, — посоветовала она, — ищи лучше «червяков»...
В конце концов он уговорил их взять с собой двух человек — Ласаро и красавца Антонио, который, садясь в машину, умудрился оказаться рядом с ней.
Машину вел Рамон. Она шла беззвучно. Было жарко и тесно, черная кожаная обивка сидений почти расплавилась на солнце. Шины шелестели по шоссе, рессоры скрадывали любую неровность или выбоину. Сзади со взведенным карабином, между мастером сахарозавода и его помощником, сидел Ласаро. Он был не солдат, а милиционер, из той милицейской части, которая придавалась для усиления 4-му взводу. Недавно он сам еще работал на сахарной мельнице, куда направлялись мастер с помощником, и хотя он донельзя устал, между ними не замедлил завязаться разговор.
Даниела почти не прислушивалась к нему, следя за левой стороной дороги. Меры Педро дали ей понять, что враг рядом. Фразы, доносившиеся сзади, как-то успокаивали: там говорили о ленточных транспортерах, о сахарном тростнике, о выбросе мелассы. Ей почудилось, что рядом запахло сладковатым паром! Она мысленно увидела грохочущие маховики, блестящие после смазки, которые приводили в движение эти чудовищные прессы, перемалывающие сахарный тростник. Она однажды побывала на мельнице, чтобы доставить удовольствие Ласаро, который непременно хотел показать ей свое старое рабочее место. После непонятной для нее системы из котлов, зубчатых передач, приводных ремней, отводных паровых труб и железных лестниц она едва перевела дух на дворе, преисполнившись уважением к людям, чьим трудом обеспечивается богатство Кубы.
Она ощутила легкое, едва заметное прикосновение к своей руке — Антонио! Он улыбался, как всегда, грустно и лукаво; потом сунул ей что-то, опять какой-то подарок, на ощупь гладкий, Обкатанный водой голубой камень с белой звездочкой. Мальчик с ума сошел! Не имея времени вырезать что-нибудь из дерева, отыскал для нее красивый камешек. Он смотрел на нее, сияя: неужели он и сейчас ни о чем другом думать не в состоянии?
— Это твой талисман, Даниела, — прошептал он ей на ухо. — Никогда не расставайся с ним, идет, да?
— Ты большой ребенок, Тони, — сказала она. — Когда ты наконец повзрослеешь? Считается, что вы ищете «червяков», а ты... вместо этого... подбираешь гальку. Возьми его себе!
— Ты не хочешь взять его? — спросил он с горечью.
Она покачала головой. Конечно, это невежливо с ее стороны, он так мил; ей даже стало жаль Антонио, но дальше так продолжаться не может. Как он может флиртовать — в такой ситуации!