— Фантастика, — говорит Паломино. — Что сложно, что необъяснимо? Ну, высадились несколько «червяков» — и все. Хорошо, ты прав, в Росалесе мы оставили дыру, и там они, похоже, и проскочили. Моя вина! Я надеялся, что мы возьмем их много раньше. Кто мог предвидеть такой темп марша? Так шли только мы — тогда, прорываясь из Сьерры-Маэстры...
Кинтана заставил себя встряхнуться. Конечно, он раздражен, перенервничал, тут и привидение увидеть невелика хитрость, он вообще слишком впечатлителен для строевого или штабного офицера. Всегда замечает множество побочных подробностей и отчетливо улавливает чужое настроение. При решении простых задач это мешает. Педро больше подошел бы на должность начальника штаба. А под его, Рамона, руками все утяжелялось, приобретало неоднозначность и сложность. С какой остротой он ощутил сегодня утром удивление и разочарование Даниелы, поняв, что она о нем думает. К чему столько излишней ясности? Важно уметь справляться со своими слабостями.
— Они, в худшем случае, могли дойти до этой точки, — сказал он, указывая на заштрихованные склоны гор. — Если мы запрем выходы из долины и вот здесь ударим их с флангов, мы схватим их.
— Опередить во времени — неплохо, — буркнул Паломино. — Так ведь, верно? Прямо-таки моя идея, — он улыбнулся и провел на карте две стрелы.
Кинтана смотрел на него сбоку в некоторой растерянности. Вот она, привычная «искра зажигания». Та же улыбка, с которой он по дороге напевал «Кундо ме эмборачо». Нет, песенка не в его, Рамона, вкусе. «Когда я пьян, я не знаю, что со мной: если ключ у меня — не найду своего дома, а если стою перед домом — не найду ключа...» Когда такие песни поет Карлос, это немного чересчур, но в такие моменты он нравится ему все-таки больше, чем пять минут назад. Да, но кто способен постоянно излучать ровный свет?.. То, что ему, Рамону, не понравилось в Паломино, было обыкновенной усталостью, раздраженностью из-за ошибки, вызванной неточной информацией; кстати говоря, источник этих сведений втайне занимал его. Но теперь речь идет не о возможных толкованиях скрытых взаимосвязей, необходимо что-то предпринять. Ему пришла в голову смелая мысль:
— Дай мне половину штабной роты, и я приволоку тебе «червяков» завтра живыми или мертвыми.
— Не пори горячку, Рамон. Ты знаешь директиву: сжимать кольцо, но ударить лишь после того, как наши крестьяне из Обезьяньих гор поймут, что нельзя больше терпеть этих паразитов. Тогда они придут к нам за оружием и будут наконец с нами.
— Другими словами, вот что: если группа прорвется в горы, она своего добилась! В горах она для нас табу?
Паломино присел на край стола, скрестил руки на груди, приняв свою любимую позу:
— В настоящее время — да. Сьерра-дель-Мико — проблема политическая, сказал Фидель.
Кинтана промолчал: все так. Положение ему известно, и он знает, что в горах действительно есть крестьяне, помогающие бандитам, — не то их уже осенью прижали бы к ногтю. Сьерра — глухомань, она сильно отличается от всего острова, здесь многое поставлено с ног на голову. Во время гражданской войны тут не велось никакой политработы; соперничавшие партизанские колонны, не входившие в фиделистское «Движение 26 июля», сражались с врагом каждая на свой страх и риск, часто за счет местного населения, которое иногда даже просило защиты у солдат Батисты, — а это мстит за себя и по сей день. И, черт подрал, после победы события в этом отсталом районе тоже развиваются черепашьим темпом. Перемены произошли незначительные: средние латифундисты сохранили имения и не меняли отношения к своим арендаторам, батракам и поденным рабочим; недовольным они нашептывали, что все беды идут от Фиделя, предавшего революцию. Имело смысл подождать, пока «червяки» начнут терроризировать народ и отнимать у него продовольствие : раз снабжение с самолетов отпадает, им ничего другого не остается. Пусть крестьяне сами разберутся, на чьей стороне правда, считали в Гаване, и он всегда подчеркивал эту точку зрения, но сейчас, после последнего случая, он усомнился в действенности такой стратегии. Слишком все медленно! Группа, наглая и мобильная, безнаказанно просочилась в страну, шла на соединение с другими, чтобы усилить их. Скольких людей она собьет с пути?
— Терпение, — сказал Паломино, — относится к числу добродетелей революционера. — Он покусывал еще не прикуренную сигару, чего обычно никогда не делал.
— Терпение? С ними?.. Ну, не знаю!..
Что-то бесило Кинтану, он ощущал неодолимую потребность спорить, возражать. Странно как-то, что Карлос прибегнул к помощи политических аргументов, вообще он предпочитал чисто военные мотивировки, что больше шло к нему. А военных причин достаточно. Что касается подготовки и вооружения — засевшие в горах пятьсот контрреволюционеров пока намного сильнее их частей. Несколько десятков «червяков» добровольно участвовали в составе 8-й американской армии в корейской войне, их назначили командирами, и приуменьшать значение их тактических навыков нельзя. Во время осенней операции они по нескольку раз пропускали через себя линию фронта. Милисианос шли тогда цепью в пяти метрах друг от друга, но многих так и не обнаружили. Военное министерство пришло к выводу, что сьерра сможет быть сравнительно безболезненно, основательно и без серьезных потерь очищена от «червяков», если кольцо, сжимающее их, сделается удушающим. Но вместо необходимых для этого пятидесяти батальонов милиции в их распоряжении всего пятнадцать.