Мак-Леш воспринял происходящее иначе.
— Не болтайте чепухи, — выдавил он из себя. — Спрячьте меня в деревне! Здесь должно кое-что произойти... — Он протянул падре конверт размером в почтовую марку и прошептал: — Я предупреждал... я предупреждал их насчет деревни... насчет идиотских попыток установить контакты... Они все делают не так...
Священник приложил пальцы к губам и спрятал конверт, ничего не ответив. Никакого удивления он не выказал; заметив, что Мигель наблюдает за ним, дружелюбно обратился к нему:
— Видишь, как опасно приносить с собой что-то с той стороны...
Мигеля подмывало спросить, что в конверте, но задать вопрос не решился.
— Святой отец, — сказал Фигерас, — мы должны где-то оставить его.
— В Росалесе для него места нет, — ответил Леон по недолгому размышлению. — Суета нашего времени коснулась и этой маленькой деревни. — Сделав паузу, он посмотрел в сторону невидимых вершин гор. — Но в сьерре есть укромное место, и люди рассказывают, что там нашли себе убежище вера и свобода.
Там, наверху, кто-то есть? — спросил Родригес.
Священник кивнул, утирая платком лоб; конечно, ему неловко давать подобного рода советы, ведь он пришел помочь умирающему. Но все же он понял, чего именно от него хотят.
— А как найти туда дорогу? — настаивал Родригес.
Священник, Родригес и Фигерас отошли в сторону. Мигель видел, как Леон жестом указывал путь. Нет сомнений, падре готов помочь им, чем сумеет, но не подвергая себя опасности,
— Мне кажется, он за нас! — сказал Мигель Рико.
Рико наклонился над Мак-Лешем, поправляя повязку на ране. Его большие коричневые руки беспомощно скользили по телу капитана, он не знал, с чего начать. Потом Рико озабоченно проговорил:
— Тише, он кончается.
Глава 7
Когда Рамон Кинтана вторично за тот день появился в Росалесе, его глазам представилась совершенно другая картина. Он опять остановился перед церковью, но на сей раз здесь было полно военных. На небольшой площади стояли грузовики и «джипы» с пулеметами, а рядом с королевской пальмой подрагивала на ветру высокая радиоантенна. Люди Педро взялись за дело с такой основательностью, будто это могло сделать трагическое происшествие недействительным. Самого Педро что-то не видно. Выйдя из машины, Рамон узнал, что Педро произвел в деревне аресты. В коридоре дома священника увидел крестьянина, на подворье которого все и произошло, а рядом с ним — его стенающую жену. Крестьянин уверял, что бандиты силой заставили дать продукты; видит бог, они не получили взамен ни сентаво.
— Не теряйте на них времени, — приказал Кинтана сержанту, ведшему допрос. — Где лейтенант?
В это мгновение из глубины дома громыхнул бас Педро:
— Вы были у врага, не станете же вы отрицать, сеньор?..
— Я утешал умирающего, — ответил кто-то. — Меня позвали.
— Вы отправились к контрреволюционерам, вместо того, чтобы оповестить органы власти, — яростно наступал Педро. — Вот телефон! Почему вы не позвонили в комендатуру?
Кинтана открыл дверь. Посреди комнаты между двумя солдатами стоял священник; длинная сутана перепачкана грязью, один из рукавов порван. В комнате сплетенное из тростника кресло-качалка с просиженным сиденьем, покрашенная черной краской железная кровать, на стене — распятие и картина с мадонной.
Священник как раз объяснял:
— Мой долг оказывать помощь, невзирая на лица. Подобно тому, как врач приходит, чтобы перевязать раны, так и я призван утешать страждущих душой.
Боже, да это же классическая сцена из времен гражданской войны в Испании в постановке киностудии «XX век Фокс»: красные допрашивают священника в его квартире. И точно, как когда-то на экране, падре Леон без видимых усилий, почти элегантно отвергал все обвинения, не выказывая ни высокомерия, ни страха.
— Молодому солдату, который умер на подворье, — сказал он, — я тоже закрыл глаза, теньенте, ему первому!
Он как бы старался не подчеркивать своего превосходства, что еще больше разозлило Кинтану.
Педро не знал, как продолжать допрос, он даже покраснел от злости: уверенный в своей правоте, он не мог загнать противника в угол.
— Так! А потом пошли и утешили его убийц!
— Я не судья, — ответил Леон скромно.
— Но и не святой мученик! — воскликнул Кинтана.
Священник повернулся к нему: