На заводе в Бронксе платили девяносто долларов в неделю. Самое ужасное там — шум. В цехе стояло несколько сот рабочих, штамповавших фирменные таблички для холодильников и телевизоров, по тысяче штук в день, у кого получалось меньше, того вышвыривали на улицу. Тысяча металлических пластинок, тысяча раз одно и то же движение, тысячу раз нажимаешь ногой на педаль, и автомат рубит металл.
— Эй, кубинец, не торопись, — заорал ему мужчина, наносивший на буковки позолоту.
Пуэрториканец, янки здесь не работали. Они заспорили:
— Вы, болваны, приезжаете в Штаты, как скот — без виз, без паспортов! — крикнул Мигель.
— А вы украли цвета нашего знамени! — снова заорал пуэрториканец.
И тогда произошло то, что случилось бы и дома: они сцепились, все выключили станки, стали наблюдать за дракой, работа в цехе остановилась.
Оказавшись навсегда за заводскими воротами, они подружились. Некоторое время проработали на одну экспедиционную контору. Настало лето, и они частенько сиживали в пивной напротив большого гаража, где можно было слушать музыку и последние известия на испанском языке. Все чаще по радио говорили о Кубе: Фидель Кастро-де поставил все с ног на голову, оскорблял янки, призвал в страну русских.
Однажды вечером к столу подошли трое, спросили Мигеля:
— Вы за или против Кастро?
— Надо сперва подумать.
— Хозяин говорит, что вы радиотехник. Тогда почему вы занимаетесь этой дерьмовой работой? Мы можем предоставить вам кое-что получше.
Когда они ушли, пуэрториканец сказал:
— Поосторожнее с ними, Мигель.
Но он все-таки пошел... Так оно все и началось полгода назад. Нет, какова жизнь! Не окажись тот гость таким обидчивым, не подерись они у штамповочного автомата, он не сидел бы сегодня здесь. Но все идет как надо, так и должно было быть, он добровольно выбрал этот путь. Кто не готов сражаться, теряет право вернуться на Кубу.
Прежде чем продолжить марш, Фигерас приказал закопать отбросы. Мигель, как всегда, вырезал дерн и прикрыл место, где догорел костер; когда они уходили, сказать, что здесь кто-то останавливался, было нельзя. Сегодня он шел замыкающим, что особенно сложно: необходимо проверять, не оставил ли кто заметных следов, и вдобавок не спускать глаз с Ласаро, шедшего перед ним. Сигнальный прибор больно давил на лопатки, кожа под ремнями вспотела. Один раз он споткнулся, ветка хлестнула по прибору, Ласаро оглянулся.
— Ты поосторожнее, — бросил он. — Тут, между прочим, запасных частей не купишь.
Они карабкались в гору, продираясь сквозь лианы и заросли бамбука, вокруг танцевали солнечные пятна, а в них переливались мелкие камешки.
Он нас ненавидит, подумал Мигель. Каждое его слово — издевка, ненависть. Я спас ему жизнь, это ему известно, так что же он плюет на меня? С другими он не осмеливается...
Когда они оба немного отстали, Ласаро сказал:
— Вы, специалисты, могли бы оказаться и поумнее. Побежали за своим начальством в Штаты, а ведь вы сами могли бы стать начальниками — в наших цехах. Вернулись и воюете против собственных братьев, против своего народа!
— Народ? — переспросил Мигель. — Ты говоришь о вас, о коммунистах! Это вы-то народ?
— Народ, — ответил Ласаро, если ты хочешь знать, это шестьсот тысяч безработных, которые сегодня честно зарабатывают свой хлеб и для которых революция строит дома. А ведь им жилось хуже, чем индейцам времен Колумба! Народ — это пятьсот тысяч сельскохозяйственных рабочих, имевших раньше работу лишь четыре месяца в году, им не принадлежало ни клочка земли, их детей жалили змеи, потому что об обуви они и мечтать не могли. Это четыреста тысяч заводских рабочих, не имевших права на пенсию, работавших на устаревших станках, потому что буржуазия откладывала индустриализацию до судного дня, а треть своей зарплаты рабочие вынуждены были платить за место в жалких трущобах. Это сто тысяч бедных крестьян, не осмелившихся посадить кедр или апельсиновое деревце, потому что не знали, когда появится судебный исполнитель с жандармом и прогонит их с участка... Народ — это и тридцать тысяч задолжавших мелких торговцев, которых продажные государственные чиновники были готовы столкнуть пинком в пропасть. И многие молодые врачи, инженеры, адвокаты, химики, художники и учителя, в которых так нуждается наша страна и которые получали мизерную плату за свой труд... Вот он, народ, который ничего, кроме горя, от правящего класса не видел. И именно поэтому он до последнего будет защищать свои права!