Но распорядок, установленный Невельским с момента выхода в плавание, не менялся. Никто из экипажа не ложился отдыхать в сырой одежде или обуви. Закончив вахту и спустившись в жилые помещения, каждый тотчас переодевался во все сухое. При малейшем затишье Невельской приказывал немедленно проветривать все жилые помещения. В сырую погоду он вызывал на палубу всю команду только в случае крайней необходимости. Люди получали пищу, приготовленную исключительно из свежих продуктов и овощей, и два раза в сутки каждому выдавалась порция глинтвейна.
Этот порядок великолепно действовал на настроение моряков. Люди были здоровы и бодры. Видя к себе заботливое отношение, они отвечати капитану любовью, уважением и самоотверженно трудились.
Пятнадцатого ноября «Байкал» вошел в уютную бухту, глубоко врезавшуюся в берег, миновав множество разбросанных в ней мелких островков, и встал иа якорь на рейде Рио-де-Жанейро.
Этот порт благодаря своему географическому расположению считался в то время одной из главных стоянок для всех судов, которые шли из Атлантики в Тихий океан мимо мыса Горн. Здесь отдыхали команды, ремонтировались суда.
Невельской провел в Рио-де-Жанейро две недели. За это время проконопатили весь баргоут, изрядно пострадавший под ударами волн, перетянули такелаж, произвели окраску всего судна, пополнили запасы провизии.
Стояли жаркие ноябрьские дни. Термометр показывал свыше 40 градусов по Цельсию. Солнце так приискало, что в середине дня прекращались все работы. Только когда немного спадала жара, люди вновь принимались за дело. Ночами в небе загорались звезды, и тогда моряки любовались незнакомыми созвездиями Центавра, Корабля и Южного Креста.
И здесь, под южными звездами, все мысли Невельского были заняты Амуром. Воспользовавшись случайной оказией, он отправил Муравьеву письмо:
«Судя по раннему приходу моему в Рио-де-Жанейро, я надеюсь в мае быть в Петропавловске, и, по сдаче груза в этом порту, я решился во всяком случае, по пучу или не получу высочайшее повеление, отправиться прямо к описи восточного берега Сахалина ii Амурского лимана, о чем долгом моим считаю предварить Вас, в надежде, что Вы не оставите меня своим содействием: ибо, если я не получу на произведение этой описи высочайшего соизволения, то подвергаюсь по закону тяжкой ответственности».
Первого декабря, ясным солнечным утром, при тихом ветерке, «Байкал» вышел в море. Начался шестиде-сятнчетырехдиевный переход из Рио-де-Жанейро в Вальпараисо вокруг мыса Горн.
Погода не баловала Невельского. Снова ненастье, штормы и шквалы словно преследовали «Байкал» во время двух с лишним месяцев плавания. Путь, по-видимому, был очень тяжелым, если Невельской, оставаясь верным своей лаконичной манере записи, все же отметил: «2 февраля мы бросили якорь на рейде Вальпа-райсо после 64-суточного весьма трудного плавания от Рио-де-Жанейро».
Стремясь, однако, как можно скорее прибыть в Петропавловск, Геннадий Иванович провел в Вальпа--райсо лишь четверо суток, то есть ровно столько, сколько было нужно, чтобы пополнить запасы воды и продуктов.
Невельской торопился. Он помнил слова, сказанные князем Меньшиковым на прощание: «Дай бог вам прийти в Петропавловск осенью 1849 года». А поскольку средства на плавание были рассчитаны ровно на год, Геннадий Иванович опасался, что у него не останется времени для осуществления своей мечты.
Поэтому Невельской не проводил на стоянках ни одного лишнего дня. Как только «Байкал» бывал готов к
выходу в море, давалась команда сниматься с якоря, и судно устремлялось в дальнейший путь.
Снова плыли пятьдесят пять суток, только теперь уже о борта «Байкала» бились волны Тихого океана.
Этот самый большой в мире океан своим названием обязан случайности. Двадцать восьмого ноября 1520 года, когда корабли кругосветной экспедиции Магеллана, обогнув мыс Горн, вышли в океанские воды, стояла тихая погода. Поэтому португальский моряк и назвал океан именем «РасШсо» — Тихий. Но нет на земном шаре другого водного вместилища, которое грозило бы морякам такими частыми и грозными бурями. Недаром этот океан называют родиной бурь и ураганов.
Но Невельской благополучно довел свой транспорт до Сандвичевых островов, где намечалась очередная стоянка.
Второго апреля 1849 года «Байкал» вошел в гавань Гонолулу на острове Оаху. Отсюда до конечного пункта маршрута оставалось сделать последний переход, который должен был занять, по расчетам, не более 35—40 дней. Уже по прибытии в Гонолулу Невельскому было ясно, что все его расчеты оправдались — у него останется достаточно времени, чтобы отправиться к низовьям Амура. Больше всего Геннадия Ивановича волновало, получит ли он на это желаемое разрешение.
«Байкал» пробыл в Гонолулу восемь дней. Все это время команда отдыхала, веселилась. В порту тогда стояло еще одно русское судно под командой Рудакова. Король Сандвичевых островов (ныне — Гавайских), в знак своего уважения к могуществу России, устроил специальный прием в честь Невельского, Рудакова и других русских моряков.
Десятого апреля «Байкал», пополнив запасы свежей воды п продуктов, взял курс на север.
Условия плавания были по-прежнему тяже ты. Чем севернее поднимался «Байкал», тем суровее становился океан.
Спустя месяц «Байкал» оказался против Авачинскон бухты. Налетевший с берега жестокий шквал в последний раз испытал терпение команды «Байкала». Затем подул ровный попутный ветерок, и 12 мая, в 2 часа пополудни, транспорт вошел внутрь Авачинской губы, где отдал якорь в виду Петропавловска.
Король Сандвичевых островов устроил специальный прием в честь
русских моряков.
Переход из Кронштадта в Петропавловск был закончен в рекордный срок — 8 месяцев 23 дня. Так искусно вел свои корабль капитан-лейтенант Геннадий Иванович Невельской.
Местное камчатское начальство — капитан 1-го ранга Машин был поражен, увидев «Байкал». Никто нс ожидал его в это время. В рапорте на имя Меньшикова капитан Машин сообщил, что «ко всеобщему удивлению, «Байкал» прибыл гораздо раньше обычного (на 2,5—3 месяца), с совершенно здоровой командой, и привез не обычную рвань и гниль, сплавлявшуюся интендантами на Камчатку, а грузы высокого качества», и что вследствие этого сибирские Порты обеспечены по крайней мере на четыре года.
Все население радостно приветствовало команду «Байкала». Но Невельской был погружен в тягостное раздумье. По прибытии в Петропавловск его постигло большое разочарование: желаемого разрешения и инструкций не было. В частном письме генерал-губернатор Муравьев выражал Невельскому благодарность «за все принятые им меры, за проявленную решительность и самоотвержение к достижению важной и полезной для России цели». Однако высочайшего разрешения осуществить заветную цель пока получить не удалось. Нынешним летом, сообщал также Муравьев, он надеется посетить Петропавловский порт и будет рад встретиться с Невельским.
Таким образом, ничто не изменилось за то время, что Невельской находился в плавании, лелея смутную надежду получить разрешение. Амурско-сахалинский вопрос по-прежнему не занимал царских сановников, судьба края была предрешена.
Невельской не в силах был примириться с мыслью, что вот-вот этот край навсегда отойдет от России.
А время шло. Лето в тех местах короткое. А когда наступит осень с густыми туманами и сильными штормами, плавание в неизведанных местах будет невозможным. Надо было либо немедленно действовать, либо отказаться от своей задачи.
Геннадий Иванович избрал первое. Он был уверен в экипаже «Байкала», но все же боялся подвергнуть риску своих товарищей и навлечь на них гнев Николая I. Приняв решение, капитан призвал к себе в каюту своих бли-