«Невельской просит меня не обездолить его народом...» — с нескрываемым неудовольствием писал своему адъютанту Муравьев.
Далее он возмущался тем, что Невельской «строит
батарею в Николаевском, на увале, а не там, где приказано. Он, оказывается, вреден как атаман: вот к чему ведет честных людей излишек самолюбия и эгоизма...»
Каким нужно было быть циничным человеком, чтобы обвинить Геннадия Ивановича в самолюбии и эгоизме!
Только низкой завистью к заслугам Невельского, могущим затмить заслуги самого Муравьева, можно объяснить ту оценку, которую генерал-губернатор дал начальнику Амурской экспедиции.
Муравьев твердо решил избавиться от Невельского. Он ни с кем не хотел делить славу приобретения для России Амурского края. И он поделился в письме к адъютанту своей тайной мыслью:
«.. .Для успокоения Невельского я полагаю назначить его при себе начальником штаба... Таким образом, Невельской с громким названием не будет никому мешать и докончит свое там поприще почетно».
Так были сочтены дни Невельского как начальника Амурской экспедиции.
«Мавр сделал свое дело. Мавр может уйти».
КОНЕЦ АМУРСКОЙ ЭКСПЕДИЦИИ
На всех морских картах того времени берег Татарского пролива значился скалистым и неприступным. Сахалин по-прежнему изображали полуостровом — низкий песчаный перешеек связывал его с материком, а устье Амура было отмечено как недоступное для глубо-косидящих судов.
Все открытия Невельского и составленные Амурской экспедицией новые карты хранились в тайне.
Неприятель знал, что в тихоокеанских водах крейсирует русский флот: фрегаты «Паллада», «Диана», «Аврора», корвет «Оливуца». Это были парусные, устаревшие корабли. Но противник хорошо помнил удар адмирала Нахимова по турецкому флоту. Русские моряки, не раз доказавшие свое искусство и мужество, могли и на старых кораблях нанести большой ущерб морской торговле и колониальным владениям вражеских государств на Тихом океане. Поэтому главной целью неприятеля в
тихоокеанском бассейне было уничтожение русской эскадры. Обнаружить ее в океане почти невозможно. Следовательно, необходимо подстеречь корабли на базе, то есть в Петропавловске-на-Камчатке, и там их разгромить.
Лето 1854 года прошло в работах по укреплению Дальневосточного края и усилению его обороноспособности. В Петропавловске все оборонительные меры принимались по указанию Муравьева. Низовья же Амура укреплял Невельской. Он ничего не подозревал о тех кознях, которые строились за его спиной, и со всей присушен ему энергией возводил укрепления, строил жилые помещения, делал промеры глубин Амурского лимана и открытых им гаваней на берегу Татарского пролива, а также занимался эвакуацией Аяна в Николаевск. И в это лето также вся деятельность Геннадия Ивановича шла вразрез с указаниями генерал-губернатора...
Уже камчатская осень вступила в свои права. Дни становились все короче. Холодные ветры приносили с Охотского моря дыхание приближающейся зимы. Жители Петропавловска начали уже думать, что этот год пройдет спокойно. Наступающая зима не позволит неприятельским судам начать военные действия в северной части океана.
Но на рассвете 20 августа на внешнем рейде Ава-чинской бухты неожиданно показались вражеские корабли. Это была англо-французская эскадра под командованием адмирала Прайса.
На внутреннем рейде, под прикрытием береговых батареи, стояли только два русских корабля: фрегат «Аврора» и транспорт «Двина».
Дважды, 20 и 24 августа, англичане и французы пытались захватить город. По численности судов и количеству артиллерии превосходство было на стороне неприятеля. Но все попытки высадить десант не увенчались успехом.
Петропавловск защищался героически. В бою приняли участие не только гарнизон города и моряки, но и все его жители.
Встретив такой мужественный отпор русских, 27 августа неприятельская эскадра была вынуждена покинуть Авачинскую бухту. В руках защитников города осталось английское знамя и трофеи в виде сабель и ружей.
Противник потерял при штурмах 350 человек убитыми и ранеными.
Ни один из русских кораблей не получил повреждений.
Это была замечательная победа, одержанная горсточкой русских людей над сильной англо-французской ^кадрой. В Лондоне и Париже победа русских была воспринята, как тягчайшее оскорбление, нанесенное английскому и французскому флагам.
Но, как ни блестящи были подвиги защитников Петропавловска, в случае продолжения войны недостаток продовольствия и боеприпасов поставил бы город и его защитников в безвыходное положение. К тому же неприятель захватил корабль Российско-Американской компании, шедший с грузом.
Из иностранных газет, полученных с зимней почтой, все узнали, что в связи с поражением неприятеля под Петропавловском англичане и французы готовятся во что бы то ни стало уничтожить русскую крепость и русскую эскадру на Тихом океане.
Невельской решил снова обратиться с письмом к Муравьеву. Он еще раз попытался убедить генерал-губернатора, что «спасение храбрых и доблестных защитников Петропавловска, судов и всего имущества порта» возможно лишь в том случае, «если они сами ранней весной уйдут из Петропавловска и, обманув каким-либо образом бдительность неприятеля, успеют войти в лиман Амура».
Геннадий Иванович писал Муравьеву, что здесь, в Амуре, никакой внешний враг не будет страшен, «.. .ибо, прежде чем добраться до нас, ему придется встретиться с негостеприимным и богатым банками лиманом, в котором он или разобьется, или же очутится в совершенно безвыходном положении. Он не решится также без пользы терять людей, высаживая десанты на пустынные берега Приамурского края. Таким образом, война здесь будет кончена со славой, хотя и без порохового дыма и свиста пуль и ядер, — со славой, потому что она нанесет огромный вред неприятелю без всякой с нашей стороны потери».
Письмо было послано вскоре после сражения в Ава-чинской бухте. Но шло время, а от генерал-губернатора не было никаких вестей. Геннадий Иванович знал,
что его мнение противоречит точке зрения Муравьева. «Но неужели, — думал он, — сейчас, когда угроза Петропавловску так реальна, генерал-губернатор даже не ответит на письмо?»
В январе 1855 года на имя Невельского пришел пакет. Геннадий Иванович с нетерпением вскрыл его. Но, увы, в пакете был лишь приказ Николая I о производстве Невельского в контр-адмиралы. От Муравьева по-прежнему ни слова.
Повышение в звании не ослабило чувства горькой обиды. Близорукость, самоуверенность и тщеславие Муравьева раздражали Геннадия Ивановича. С его складом ума и характером он не мог допустить и мысли, что личные отношения (а ему уже были совсем ясны истинные мотивы поведения Муравьева) могут взять верх над соображениями государственной необходимости.
Но проходил месяц за месяцем, а от генерал-губернатора все не было указании.
Ожидая ответа, Невельской не терял времени. Он продолжал свою работу. Под его руководством в устье Амура возводились мастерские для ремонта судов, лазареты, жилые помещения. Он запасал продукты, скупая у местных жителей рыбу, дичь, оленину, противоцинготные средства. Под его руководством усиливались батареи, строились укрепления.
Геннадий Иванович заботился также и о моральном состоянии людей на зимовках. Чтобы команды не скучали, он приказал устраивать вечера, которые мы сейчас назвали бы вечерами художественной самодеятельности, пляски, катания с гор, фейерверки и иллюминации.
Так, в трудах прошла еще одна зима. Утихли метели. Побурел лед на Амуре. Седьмого мая он стал с грохотом ломаться, а на следующий день тронулся, открывая главный фарватер.
Наступила весна 1855 года.
В тот день, когда тронулся лед, от Муравьева пришло письмо. Оно было сухо, лаконично. Генерал-губернатор сообщал, что ранней весной в залив Нангмар прибудут семьи защитников Петропавловска и поэтому начальнику Амурской экспедиции надлежит позаботиться об их размещении.