шивомонетчиков. Надо немедленно идти на Дон и подавить калединщину. Ждать нельзя! Что касается Балтийского флота, то он уже послал отряды.
Шерстобитов закончил свою речь под продолжительные аплодисменты и возгласы: «Слава балтийцам!»
По поручению команды «Алмаза» кочегар Семен Которобай огласил резолюцию судового собрания о том, что алмазовцы, в том числе все матросы-украинцы, готовы с оружием в руках выступить не только против Каледина, но и против Центральной рады, протянувшей ему свою руку.
— Мы признаем только власть Советов, — заявил Которобай, — и не хотим знать никаких Центральных рад!
Собрание приняло резолюцию, предложенную большевиками.
Это свидетельствовало о том, что меньшевики и эсеры быстро теряли почву под ногами. Рост влияния большевиков в одесских Советах вызвал тревогу и у руководителей Центральной рады. Украинские буржуазные националисты чувствовали, что приближается конец их сотрудничеству с Советами. Если до ноября 1917 года Центральная рада делила с ними власть в Одессе, то затем она стала все более открыто выступать против левеющих Советов.
3 ноября 1917 года Центральная рада назначила генерала Ельчанинова на пост главного начальника Одесского военного округа. Он немедленно начал формировать гайдамацкие воинские части. К концу ноября была сформирована Одесская украинская пешая дивизия, в которую входили четыре пластунских гайдамацких полка, сводный пулеметный полк, артиллерийская бригада и конный гайдамацкий полк2. Один из пластунских гайдамацких полков находился в Аккермане *, остальные — в Одессе. В каж
* Ныне г. Белгород-Днестровский.
9!
дом полку было около 3000 солдат и офицеров. Командовал дивизией атаман Васильев. В условиях Одессы это была значительная военная сила.
Центральная рада укрепила в городе свои местные органы. Во главе Одесской рады стояли представитель украинской буржуазной интеллигенции Луценко и офицер Вербицкий. Комиссаром рады при штабе Одесского военного округа был назначен подполковник Поплавко. Имелись еще Военная и Морская рады, которые вели работу среди солдат гайдамацких частей, а также предпринимали неоднократные попытки «украинизировать» экипажи боевых кораблей. Свое влияние Морская рада пыталась распространить и на суда Транспортной флотилии. Среди моряков велись непрерывные споры о том, кому обязан служить Черноморский флот — Советской России или Центральной раде? Злободневными были также вопросы о демобилизации моряков и о разделе помещичьих земель.
— Пока мы будем торчать здесь, во флоте, дома поделят землю и нам достанется кукиш, — подогревал алмазовцев кочегар Пантелеймон Безух.
— Черное море — украинское море. Почти все мы, матросы — украинцы, поэтому и флот наш должен быть украинским, — вторил ему трюмный старшина Архип Дармограй-Вечерка.
И тотчас вспыхивала жаркая перепалка, едва не доходившая до потасовки.
На «Алмазе» была небольшая, но довольно спаянная группа националистически настроенных матросов. Кроме Безуха и Дармограя-Вечерки, в нее входили марсовый Игнат Табакарь, писарь Василий Чубко, матрос Степан Терлецкий и другие. Их поддерживал и снабжал литературой младший механик Максим Церковный. Оставаясь все время в меньшинстве, они тем не менее настойчиво^ добивались, чтобы вопрос о «самоопределении» «Алмаза» поставили на голосование команды.
92
В то время были корабли, на которых в течение недели поднимался то красный, то желто-голубой флаг. А на некоторых судах флотилии часть матросов вообще бросила службу и разъехалась по домам. В ноябре при комиссариате Центральной рады подполковник Поплавко создал большую группу агитаторов специально для вербовки матросов на свою сторону. Националисты действовали не только на кораблях, но и на улицах Одессы, в зрелищных и других общественных местах. Однако успеха они, как правило, не имели, хотя и пытались играть на национальных чувствах матросов-украинцев.
Вот характерный эпизод.
Однажды к группе матросов на Дерибасовской улице подошли шикарно одетые мужчина и дама; Вместо обычных тогда красных бантов у них были приколоты к пальто небольшие желто-голубые ленты. Матрос Никита' Боровский спросил, что эти ленты означают.
— Это — символ борьбы за самостийную, независимую Украину, — охотно пояснила дама. — Вы ведь тоже, очевидно, украинец? Какой губернии?
— Екатеринославской, но в нашем селе живут и великороссы. Они называют нас хохлами.
— Видите, они насмехаются даже над принадлежностью к украинской нации! — вступил в разговор мужчина. — С этим надо покончить. Все украинцы должны объединиться и добиваться независимости Украины.
— Да, но среди нашего брата-украинца есть и помещики, и капиталисты, и кулаки, — возразил Боровский. — А я рабочий. Зачем же мне объединяться с угнетателями?
— Что вы, среди украинцев нет угнетателей! — замахала пухлыми руками дама. — Наши помещики не угнетатели, а народные вожди, они борются за освобождение украинского народа.
— Вот оно как! — удивился матрос. — Но я в своем селе батрачил у помещика-украинца, брат мой работал у ку
93
лака- украинца. У них были сотни десятин земли, целые та* буны коней и худобы, а у нашей семьи даже коровы не было. А вы говорите все украинцы — братья! Бывайте здоровеньки!
Получив сообщение о том, что объединенное собрание одесских Советов приняло решение о посылке против Каледина вооруженных отрядов, Центральная рада предприняла с помощью своих местных органов и воинских частей попытку разоружить Красную гвардию и полностью захватить власть в Одессе в свои руки.
На рассвете 1 декабря в район Городского театра были стянуты пехотные гайдамацкие части. Гайдамацкий штаб, помещавшийся рядом с театром, в Английском клубе, был окружен бронеавтомобилями. Одна из гайдамацких частей расположилась в районе вокзала, другие заняли позиции на стыке улицы Софиевской и Нарышкинского спуска, у Сенной площади и возле Привозного рынка. Националисты установили усиленные караулы на Николаевском бульваре, на Пушкинской и других центральных улицах. Командование националистов рассчитывало отрезать центр города от рабочих окраин — Пересыпи и Молдаванки, изолировать штаб Красной гвардии, помещавшийся на Торговой улице.
На Николаевском бульваре гайдамаки около 8 часов утра остановили автомобиль с красногвардейцами и разоружили их. У городской думы они попробовали разоружить другой отряд Красной гвардии, но встретили сопротивление. В перестрелке один красногвардеец был ранен.
В 10 часов утра раздавались выстрелы в районе Пале- Рояля.
Решив выяснить обстановку, начальник штаба Красной гвардии М. Кангун в полдень сел в автомобиль и поехал по городу. Возле штаба Одесской рады гайдамаки пыта
94
лись задержать Кангуна, Но автомобиль увеличил Скб- рость. Посланной вдогонку пулеметной очередью Кангун был убит.
Вскоре началась перестрелка на Пересыпи, Привозе и на 3-й станции Большого Фонтана. Вслед за этим гайдамаки открыли пулеметный огонь у вокзала и на Куликовом поле. В городе стали закрываться магазины и учреждения, остановилось трамвайное движение.
Чтобы сорвать гайдамацкую авантюру, большевики, входившие в Одесский Совет и Румчерод, предложили срочно создать штаб по оказанию сопротивления войскам Центральной рады. В середине дня революционный штаб был организован, в него вошли Григорий Ачканов, Макар Чижиков, Иван Шерстобитов, матрос Михаил Скобелев, солдат Дмитрий Гурьев и другие. Местопребывание штаба было установлено на «Алмазе». Судовой комитет крейсера внес предложение сформировать объединенные отряды моряков и красногвардейцев и сообща разгромить гайдамацкие войска. Однако большинство членов революционного штаба не без оснований считало, что красногвардейские отряды еще не подготовлены к такому выступлению. Чтобы гайдамаки не смогли разоружить Красную гвардию, штаб принял решение перевести красногвардейские отряды в порт и на Пересыпь.