Но вместо ответа Кантемира предупредили из Петербурга, что вскоре к нему будет послан малолетний сын покойного графа Павла Ивановича Ягужинского. Мальчика желали воспитать в Париже под смотрением доброго гофмейстера и обучать всем по его состоянию и возрасту наукам. Кантемир должен был нанять ему квартиру неподалеку от своего дома, чтобы как можно чаще наведываться к мальчику и следить за его поведением и занятиями. Из Петербурга просили также прислать смету расходов, связанных с пребыванием в Париже молодого Ягужинского, как еще "в науках пребывающего, а не как имеющего уже совершенные лета".
Смета была выслана. При всей скромности квартиры, питания и платья выходило не меньше трех тысяч рублей в год.
"Возможно и до 2000 рублей потребные на него издержки сбавить, — писал Кантемир, — умаляя его пищу и число учителей, также употребляя учителей поплоше того, как я приискал, но в таком случае меньше проку от того воспитания ожидать должно".
Однако расчетливым опекунам Ягужинского и эти деньги показались значительными. В рескрипте от имени государыни предлагалось платить не более 1500 рублей… Кантемир сухо ответил, что на полторы тысячи мальчик "здесь содержан и воспитан быть не может, и я принужден буду отстать от того гофмейстера, которого было я ему приискал и искать дешевле…".
Вслед за Ягужинским явились в Париж братья Иван и Василий Головины. На год каждому из них вручили по четыреста рублей, они ж истратили деньги по дороге и пришли в посольство без копейки. Приехали сыновья казненного князя Сергея Григорьевича Долгорукого, прапорщики Александр и Владимир, сыновья князя Хованского — Петр и Александр. Наконец прибыл на должность дворянина посольства поручик Андрей Ефимовский, двоюродный брат императрицы. На год ему ассигновали пятьсот рублей, он покончил с ними в два месяца и пришел просить Кантемира похлопотать о присылке жалованья на год авансом. Пришлось поместить Ефимовского в посольстве, писать о нем в Петербург. В марте 1743 года императрица прислала своему кузену четыре сотни рублей и приказание возвращаться домой. Денег не хватило на расплату с долгами, две тысячи ливров портному взялся отдать Кантемир и полсотни рублей дал поручику на дорогу.
С Ефимовским он отправил в Академию наук свои переводы из Анакреона, перевод всеобщей истории, написанной Марком Юстинианом в I веке н. э., — судьба этой рукописи неизвестна, — а кроме того, собрание своих сочинений — восемь сатир, четыре песни, два письма, шесть басен и девять эпиграмм. Это был самый полный рукописный сборник его произведений.
Елизавета Петровна рукописный сборник от Ефимовского приняла, но разрешения печатать дать не соизволила…
Долгие месяцы ждал Кантемир высочайшей апробации на издание книги и наконец с досадой признал, что, вероятно, в молчании государыни есть и собственная его вина. Когда-то, двенадцать лет назад, писал он такую просьбу к покойной императрице Анне Иоанновне и так же не получил ответа, а для нового прошения поленился искать убедительный предлог, чтобы оправдать отсутствие у него хвалебных стихов — обошелся прежним.
— Да нет, вряд ли столько лет хранились во дворце мои стихи, — успокаивал себя Кантемир. — Кто их станет читать и с теми, что прислал я из Парижа, сравнивать? Нехорошо только, что раньше писанное повторил. Будем считать — за то и наказан…
Дошли до Парижа слухи о том, что арестован поручик Преображенского полка Ханыков, говоривший унтер-офицерам, будто министры поступили неправо, отдав престол русский герцогу Курляндскому Бирону, вместо того чтобы передать правление родителям императора-младенца Ивана — Антону Ульриху и Анне Леопольдовне. Погрозился переделать власть в России генерал-прокурор князь Никита Трубецкой, но, кроме нескольких резких слов, ничего не произвел. Подполковник Пустошкин многих подбивал подать челобитную о замене регента Бирона принцем Антоном Ульрихом и пришел к князю Алексею Михайловичу Черкасскому за советом, кому эту челобитную представить? Тот выслушал, расспросил, кто будет подписывать бумагу, за ответом просил завтра прийти — и поехал во дворец донести Бирону о заговоре. Пустошкина арестовали, в Тайной канцелярии били кнутом.