Но прежде чем Бондаренко успел приблизиться к танковой колонне, по радио раздался голос:
— Орлы! Прекратить атаку. Не мешайте нам колошматить фрицев. Говорит командир танковой бригады.
— Ваш пароль, товарищ командир? — спокойно запрашивает Голубев.
— Вы что, черти «горбатые», своих не узнаете? Не видите зеленую ракету? — кричит командир.
Зеленая ракета, действительно, условный сигнал танкистов, но Голубева смущает грубая фамильярность разговора и нежелание назвать пароль.
— Пароль! — снова требует пилот, не приостанавливая ни на минуту бомбежку «Юнкерсов».
В эту критическую минуту в наушниках слышен голос Бондаренко:
— Товарищ капитан! Это фашисты. Разрешите бить?
— Бей! — зло крикнул Голубев.
В ответ по радио несется немецкое ругательство. Разгадав маневр врага, штурмовики действуют еще более настойчиво. Они идут на бреющем полете, используя всю огневую мощь. По броне «илов» барабанят пули зенитных пулеметов. Полчаса «висят» штурмовики над целью. Фашисты выслали четыре «мессера», но их атака закончилась плачевно: Бондаренко сбил одного из них и другие убрались восвояси.
Аэродром окутало черным дымом, грохочут взрывы бензобаков, рвутся боеприпасы. Голубев со своей шестеркой делает последний разворот. На этот раз они атакуют танки, которые пытаются снова скрыться в рощу, не сумев подделаться под «своих ребят».
...Как только колеса шасси коснулись заснеженного поля своего аэродрома, Голубев почувствовал в голове каменную тяжесть. Как в тумане, мелькали перед глазами фигуры авиамехаников. Глаза слипались. Несколько полетов подряд дали себя знать. Пока на аэродроме осматривали машины, Голубеву было разрешено отдохнуть. Он проснулся, услышав над ухом густой бас командира полка:
— После трудов праведных — сон богатырский. Великолепно, товарищ капитан!
Он с отеческой улыбкой оглядел с головы до ног крепкую фигуру летчика, затем взял его за руку и, обращаясь ко всем стоявшим вокруг, сказал:
— Ну, пошли обедать, живо!
Когда вошли в столовую, командир распорядился, чтобы принесли посылку. На стол поставили большой, обшитый белым холстом ящик с надписью: «Гвардейскому штурмовому полку. Передать лучшим летчикам, которые бесстрашно громят врага».
— Лучшим — значит группе Голубева, — пояснил полковник.
— Спасибо, товарищ командир, — ответил, волнуясь, Голубев.
В ПОЛНУЮ СИЛУ
Гладкая снежная равнина простерлась на десятки километров. Ни ложбинки, ни деревца вокруг. Только впереди видны проволочные заграждения, зловещие силуэты немецких дотов и дзотов. Пехота вышла на исходные рубежи. С минуты на минуту ждали сигнала к атаке.
Вдруг на западе в воздухе появились шесть быстро нараставших точек. Самолеты летели бреющим прямо на расположение наших войск.
— «Юнкерсы», братцы, впереди. Готовиться к сабантую,— встревоженно заговорили пехотинцы. Но странно, ни один из зенитчиков не шелохнулся. И еще более странным было то, что через несколько секунд над укреплениями врага послышались взрывы бомб и грохот авиационных пушек.
— Да эти «Юнкерсы» не так уж плохи, коль перепутали ориентиры и своих дубасят! — весело заметил один солдат.
— Ні, по полету, хлопці, бачу, — возразил другой из числа бывалых, вглядываясь в стремительные атаки самолетов,— це не вражья сила. Уж дюже гарно они літають. Так літають тільки наши...
Между тем, порядком «встряхнув» фашистов, шестерка приближалась к нашим окопам, а позади нее стлалась густая завеса дыма. На плоскостях и фюзеляжах солдаты увидели звезды.
Это была группа Голубева. Пользуясь густой облачностью, она атаковала укрепления фашистов не с востока, а с запада, залетев в тыл противника.
Внезапный для врага удар штурмовиков облегчил нашей пехоте бросок в атаку.
Но как только пехота ворвалась в расположение гитлеровцев, заработали вражеские минометы. Атака чуть не захлебнулась. Казалось, еще мгновение, и враг восторжествует. Но вот опять — теперь уже с востока — появилась шестерка «илов», и вновь на огневые точки гитлеровцев обрушился груз снарядов, бомб.
Пехота довершила то, что начали штурмовики. Укрепленный узел фашистов был взят с малыми для нас потерями в короткое время. Долго будут вспоминать пехотинцы краснозвездную шестерку, которая помогла им в жаркой схватке.
Вскоре товарищи показали Голубеву газету, где солдаты с сердечной теплотой писали о герое. Он скромно заметил:
— Вот жаль, я на писание не горазд. А как хочется рассказать об этих ребятах в стальных касках. Рассказать, как шли они в атаку, как штыком выковыривали из окопов фашистских захватчиков. Смотришь сверху — силы прибавляется.
Дерзкой отвагою дышали атаки «илов», возглавляемых Голубевым. Они проносились над полем боя в 10 метрах от земли. Ни одна зенитная батарея противника, ни один танк не могли отражать такой атаки... Где-то на горизонте вдруг появляется черная точка, за ней вторая, третья. Гитлеровские зенитчики бегут к орудиям. Но прежде чем хотя бы один из них откроет замок пушки, черная точка превращается в громадину, ревущую над самой головой. Смерчем вздымается вокруг снег, на врата обрушивается смертоносный град.
Не успеет враг опомниться, за первым эшелоном идет второй. Лишь только смолкли последние разрывы бомб и очереди пулеметов, только подняли головы фашисты, заговорили минометы и тут же устремилась вперед пехота.
...Врагу не дается передышки. Серия непрерывных ударов, следующих друг за другом, позволяет навязать противнику нашу волю. Эта блестящая тактика, рассчитанная на взаимодействие всех родов оружия, во всей силе раскрылась в Сталинградском сражении. Голубев был одним из ее исполнителей, но исполнителем не рядовым, а умелым вожаком. Он в числе первых доказал, что значит взаимодействие штурмовиков с пехотой.
— Раз мы штурмовики, — сказал он на одном из разборов очередного вылета, — значит нам надо штурмом брать укрепления. А штурм дистанции не любит. Во время штурма изволь идти «в штыки». Тут нужны быстрота, натиск. Нам нужно то же, что и атакующей пехоте, мы тоже пехотинцы, только не наземные, а воздушные.
Виктор помолчал с минуту, словно ожидая, когда улягутся эти мысли в голове его товарищей, потом встал, прошелся вдоль землянки и, потирая рукой свой высокий лоб, спросил:
— Ну что же вы все молчите?
— Мы с вами во всем согласны, товарищ гвардии капитан, — заметил один из новичков.
Это был живой и добродушный парень из Владивостока. Боевую школу он проходил у Голубева с рвением. В схватках не был робким. Но Голубев видел в человеке не только «плюсы». Он сразу заметил у новичка безоговорочное «согласие» со всеми и во всем. Услышав его ответ, Виктор Максимович нахмурился:
— Вы чересчур доверчивы. Ведь я же не боевой приказ отдаю. Сегодня у нас беседа. Люди не одинаковы. Так почему же и не обменяться мнениями. Поймите, в споре рождается истина. А вы, не успел я рот раскрыть, уже со всем согласны.
Новичок смутился:
— Вы — командир, авторитет. Чего же тут спорить, дали установку, выполняй.
— Правильно. Без толку спорить ни к чему. Но в данном случае поговорить надо хотя бы потому, что ведь на деле вы не всегда согласны с тем, с чем соглашаетесь на словах.
— Как же так, товарищ капитан!
— А вот как: вернемся к сегодняшней атаке. Вы, кажется, согласны, что нужна инициатива в боевой работе? Так почему же сегодня вместо того, чтобы свернуть в сторону и ударить по двум танкам, вы слепо шли за хвостом ведущего и все заряды выпустили на автомашины, к тому же еще пустые. Летчик — мыслящий боец. Проявили бы инициативу, танки были бы разбиты на поле боя.