Цвейг подчеркивает, что Магеллан в значительно меньшей мере был причастен к чудовищному грабежу и порабощению, а подчас и истреблению населения открываемых земель, чем иные конкистадоры, что память о Магеллане «не осквернена такими зверскими расправами, как сожжение кациков, пытка Гватамозина, навеки запятнавшими великие подвиги Кортеса и Писарро». Однако, пожелав стать миссионером христианства, Магеллан погибает в столкновении с туземцами. «Цвейг показывает в эпизоде на Филиппинских островах в образе аборигенов конец наивной фазы их развития, — отмечает писатель из ГДР Фриц Рудольф Фриз в послесловии к изданию цвейговской книги о Магеллане, вышедшей в 1985 году. — Тем самым начинается новая эра, известная нам вплоть до наших дней, — освобождение колониальных народов от их христианских благодетелей».
Из писателей ХХ века именно Цвейгу оказалась близкой тема Магеллана. Да и кому, как не ему, певцу великих географических открытий, писавшему в «Звездных часах человечества» о Нуньесе де Бальбоа, капитане Скотте, было по силам запечатлеть величайший исторический подвиг. Он описывает многоликость мира, и это не почерпнутое из книг описание. Страстный путешественник, Цвейг с молодых лет открывал для себя мир за пределами Вены и Австрии: ездил по странам Европы и Северной Африки, был в Индии и Америке, немало дней и недель провел на море и посвятил увиденному ряд очерков, стихотворений, книг. Незабываемое впечатление в книге Цвейга оставляют не столько картины одетых зеленью прекрасных островов, мимо которых проплывают спутники Магеллана, сколько описание их прохода через пролив у Огненной Земли, когда взору открывается суровый и величественный ландшафт, стиснутые горами темные, мрачные воды, точно воды подземного царства, погруженные в зловещую тишину, плаванье во тьме киммерийской ночи...
Рассказ Цвейга не только искусно инкрустирован множеством иноязычных слов, ярко характеристических или терминологических, взятых из первоисточников для точной передачи исторического колорита, но и насыщен литературными ассоциациями. Ряд эпизодов рисуется, например, сквозь призму «Бури» Шекспира, любимого произведения Цвейга, в котором он нашел выражение своих самых заветных мыслей о гуманизме. Недаром Цвейг сравнивает Магеллана с главным героем этой трагедии: «Гений, который, подобно Просперо, укротил стихии, обуздал души и одолел людей, сражен жалким ничтожеством Силапулапу» — низменным Калибаном. Не мог Цвейг не помнить глубоких и ярких образов из «Лузиады» великого португальского поэта Луиса Камоэнса — не случайно он сравнивал его судьбу с судьбой своего героя.
Цвейговский «Подвиг Магеллана» стал самой популярной книгой Стефана Цвейга. Как свидетельствует статистика, опубликованная в год столетия со дня рождения писателя (1981), «Подвиг Магеллана» издавался на немецком языке десять раз, на различных языках мира 78 раз в 38 переводах (на втором месте — «Звездные часы человечества», вышедшие в 35 переводах). Это не удивительно — в широких читательских кругах в ХХ веке растет, как никогда до этого, потребность в осмыслении истории, и этому во многом содействовало творчество замечательного писателя.