Эшелон шел побережьем. И в нескольких метрах от железнодорожного полотна бились, закипая, на камнях волны. А дальше, за белопенной кружевной чертой прибоя, сиял под солнцем, искристо вспыхивая, бесконечный морской простор…
Прибывших новобранцев погрузили на катер. Они не сводили глаз с боевых кораблей, могучих, красивых. Было что-то непередаваемо величественное и гордое в строгих очертаниях их корпусов и надстроек, в безмолвии застывших артиллерийских башен, торпедных аппаратов и пулеметов.
«Вот это да, — подумал Петр. — Силища-то какая! Пожалуй, вся держава строила такую махину… Тут и инженерам, и рабочим, и конструкторам работы хватало».
Он даже присвистнул в радостном изумлении. Старшина, видимо, понявший, какие чувства овладели им, спросил:
— Что, дивишься?
— Тут есть чему подивиться! Вон они какие…
— Нравятся? А теперь вот сюда взгляни, левее.
Петр, оторопев, рассматривал проходивший мимо корабль. Такой и во сне ему не снился. Гигант!
Сбывалась давняя мечта парня, мечтавшего о море. Он будет матросом!
Первые шаги
В одном отделении с Петром Ильичевым подобрались матросы очень разные по характеру. Украинец Николай Сидоренко, или, как его с первого дня называли, Микола, еще по-мальчишески узкоплечий, весельчак, любитель песен и плясок, не прочь был, чтобы товарищи выполнили за него какую-нибудь работу. Алеша Додух — наоборот, неразговорчивый, медлительный, но очень трудолюбивый; добрейшей души — Степан Калябин.
Прежде всего, что сделал Петр, — это достал свежую газету. Вокруг него сгрудились матросы, и он начал читать вслух. Дикция у него была хорошая, слова он произносил четко, отдельные места из статей, на которые, по его мнению, надо было обратить особое внимание, повторял дважды.
Позднее, когда приводили в порядок оружие, произошел небольшой, но поучительный инцидент.
— Товарищ старшина! — сказал один из матросов. — Винтовку вычистил. Все в порядке!
Старшина одобрительно улыбнулся.
— Так быстро? Как фамилия?
— Сидоренко, товарищ старшина.
Старшина осмотрел его винтовку и нахмурил брови.
— А это что? — Он указал на пыль в уголке паза. — Разве так надо ухаживать за оружием?
Сидоренко опустил голову.
— Вычистить заново, — приказал старшина. — И как следует. Понятно?
Последними заканчивали работу двое: Ильичев и Додух. Они не спешили, действовали сосредоточенно, вдумчиво. Когда Петр обратился к командиру отделения за разрешением смазать винтовку, тот осмотрел его оружие и одобрительно заметил:
— Та-ак! Вычистили хорошо. Смазывайте!
Через несколько минут все было готово — тщательно вычищенные детали покрыты ровным тонким слоем смазки.
Вечером, после занятий, когда Ильичев, Калябин и Додух находились в Ленинской комнате, к ним подошел радостно возбужденный Сидоренко.
— Слышали, хлопцы, новость? — обратился он к ним. — Завтра присягу будем принимать!
— Нам об этой новости еще неделю назад замполит говорил, — усмехнулся Петр.
— Ну, тогда скажи, почему военные присягу принимают? — не сдавался Сидоренко.
Действительно, почему? Вопрос был неожиданным и, как показалось Ильичеву, трудным.
«В самом деле, — задумался он, — почему мы не делаем этого, когда, скажем, закончив учебу, начинаем работать где-то в колхозе, на заводе, фабрике… Ведь присяга существует только в армии и на флоте».
Он увидел лукавую улыбку на лице товарища и понял, что у того уже готов ответ. Тогда попытался сам размышлять вслух.
— Все-таки у военного человека особые обязанности. Почетные и очень ответственные. Мы как бы часовые всего государства. Тут малейший промах даже одного бойца может дорого стоить. Значит, необходима торжественная клятва на верность народу! Я так понимаю…
— Совершенно правильно понимаете, товарищ Ильичев, — неожиданно услышал Петр за своей спиной голос замполита, который подошел, встал рядом. — Это вы хорошо сказали. Присяга — клятва на верность народу.
«…Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик…» — начал Петр.
П. И. Ильичев
Он выучил присягу наизусть и произносил ее сейчас как стихи. Когда кончил, некоторое время никто не решался нарушить молчание. Потом замполит сказал:
— Давно я присягу принимал, а до сих пор ее тоже слово в слово помню… Главное, чтобы она всегда в сердце была.
20 февраля 1945 года в прозрачном утреннем воздухе отчетливо проступило побережье, уходящее далеко на восток. Родные просторы широко распахнулись перед молодыми матросами, стоявшими торжественно и неподвижно, плечом к плечу.