— Конечно, малость устал.
Но следы усталости на его лице были совсем неприметны. Шинель сидела ладно, туго затянутая широким флотским ремнем. Золотистыми светлячками поблескивали пуговицы.
На корабле раздалась команда:
— По местам стоять! Со швартовых сниматься!
Уже через несколько минут Ильичев, как и все матросы, занял свое место — команды выполнялись быстро.
Корабль медленно продвигался вперед — становился в строй. В море выходили всем дивизионом…
Через некоторое время на ходовой мостик поднялся боцман.
— Как, Ильичев, чувствуете себя? — спросил он.
— Хорошо.
— Сегодня придется «оморячиться», — сказал боцман. — Штормовое предупреждение получили. Чувствуете, корабль начинает понемногу валить? Выйдем в океан, там и вовсе раскачает.
Не прошло и часа, как заштормило по-настоящему.
Тихий океан встретил моряков неласково. Творилось что-то совсем непонятное: казалось, какая-то громадина наваливается на плечи и вдавливает в палубу. А в следующее мгновение палуба стала вдруг уходить куда-то. Затем секунды устойчивости, и опять все начиналось сначала.
Острый форштевень рассекал волны, по бортам взлетали вспененные султаны. Судно то поднималось вверх, то проваливалось в бездну.
Голова у Петра с каждой минутой тяжелела, в ногах появилась противная дрожь… И тут он услышал голос командира:
— Матрос Ильичев! Передайте светограмму.
Петр даже опешил. Как же можно работать с прожектором в такую крутоверть? Ведь стоит только оторваться от стены рубки, как сразу очутишься за бортом, в пенистом водовороте! А командир продолжал, будто не замечая его сомнений:
— Действуйте быстрее. — И доверительно посоветовал:
— Ставьте ноги пошире. Так удобнее. Не волнуйтесь, все у вас получится.
Улучив момент, Ильичев двинулся к прожектору. И он передал эту светограмму. Хоть не очень быстро, но передал. Иначе и быть не могло.
Уже несколько часов катер находился в море. Усилился ветер, и море потемнело, взбугрилось. Глухо зарокотали волны, обгоняя друг друга.
Когда Ильичев уже стоял на палубе, широко расставив ноги, он оглянулся на пенящийся за катером след и весь подобрался.
— Товарищ капитан-лейтенант, щит!..
У буксируемого щита-мишени от большой волны и ветра поломалась мачта. А до полигона оставалось еще полчаса хода. Надо было успеть за это время исправить крепление щита. Иначе сорвется стрельба. Нарушится план всех учений.
Капитан-лейтенант распорядился:
— Мичмана Меху ко мне!
А тот уже стоял рядом с ним.
— Исправить повреждение!
— Есть!
— Вам понадобится помощник. Кого возьмете?
Петр шагнул вперед.
— Разрешите мне?
Командир оценивающе посмотрел на молодого моряка, видимо, сомневаясь, что Петр справится с таким трудным и опасным делом. Но тут решительно вмешался мичман. Он уверил:
— Подойдет, товарищ капитан-лейтенант!
— Хорошо, действуйте.
Катер сбавил ход. Меха и Ильичев не стали ждать, пока спустят шлюпку. Почти одновременно они оба спрыгнули в бурлящую воду.
Щит прыгал на крутых волнах. Стоило им допустить оплошность, и тяжелое сооружение могло обрушиться на них.
Петр ухватился коченеющими руками за скользкое основание щита.
— Не отпускай! — крикнули с катера.
Но разве за рокотом волн услышишь разорванные ветром голоса! И без всяких советов Ильичев понимал, что надо крепко держаться за щит. Он с трудом взобрался на раму, с тревогой следя за мичманом, который то скрывался в бурлящем потоке, то вновь появлялся на самом гребне волны. Но вот наконец и мичман взобрался на щит.
Отдышались и сразу приступили к делу.
— Поднимем мачту вместе, — сказал мичман. — Потом я буду держать, а ты крепи.
Нелегкая это оказалась работа. Моряков несколько раз с головой накрывала волна. И все-таки им удалось поставить мачту.
— Крепи! — выдохнул враз осипший мичман.
Переползая по настилу щита, захлебываясь горько-соленой водой, Ильичев укрепил все боковые оттяжки. Место перелома мачты мичман сам скрутил куском троса, который предусмотрительно захватил с катера.
— Порядок! — прокричал он в самое ухо Ильичеву.
Ухватился за мачту и потряс ее изо всех сил. Мачта держалась прочно.
С катера спустили шлюпку. Она прыгала на волнах, медленно приближаясь к щиту. Подойти вплотную было небезопасно. Ильичев и мичман снова прыгнули в воду.
И люди обуздали стихию. На то они и были людьми.
Хотя Петр, как правило, храбрился, стараясь показать себя бывалым моряком, но в глубине души, наедине с самим собой, он переживал тяжелые сомнения. Ему становилось иногда мучительно стыдно за свое излишнее бодрячество.