Николай Масалов осторожно ощупывает каждый подозрительный бугорок, каждую трещину. Набережная заминирована, густо нашпигована фугасами.
Теперь влево... Еще немного... Конец! Николай Масалов перекатывается к бетонированному выступу канала. Над краем выступа плотно и точно ложились очереди пулемета, который бил от моста. Они прижимали к нагретому бетону. «Опытный бьет, - отметил Николай Масалов, - а может, и, правда, знакомый? Кое-кому, наверное, удалось удрать с Зееловских высот».
Тогда, перед штурмом этих высот, Николай Масалов получил приказ пронести гвардейское знамя полка по траншеям, в которых накапливались штурмовые группы. Была ночь. Он шел торжественно, четко печатая шаг. Над ним билось, разворачиваясь на ветру, тяжелое полотнище. Навстречу знамени вставали по стойке «смирно» солдаты. А над траншеей посвистывали пули Пулеметчик их не видел, ориентировался по памяти, но стрелял он точно, короткими, экономными очередями. Пули проходили плотным колючим роем то впереди, то сзади. А потом Николай Масалов почувствовал, как чем-то тяжелым ударило по голове. Он покачнулся. К нему подбежали солдаты. Но он уже пересилил боль и зашагал дальше твердо и ровно.
«Почерки схожи, - размышляет Николай Масалов. - Сейчас проверим».
Он поднял над выступом каску. Коротко звякнула пуля. Каска упала. И сразу же отозвалась, напоминая о себе тупой болью, рана.
Он много и хорошо воевал. И он хочет жить, вернуться в родную Возвышенку, что привольно и широко разбежалась вдоль звонкой Барандатки, снова сесть за трактор, такой могучий и послушный. Ему только 23 года. А он еще никого не любил. Представилась мать, старенькая и уставшая. Поди, ждет не дождется. Четырех своих сынов послала она на войну. А кого из них встретит? И встретит ли?
Сегодня почтальон вручил ему сразу четыре письма — три от братьев, одно из дому. Не сговаривались, а написали одинаково. У всех теперь одна думка: как оно после войны будет.
Николай Масалов представил все их большое семейство снова вместе, в куче, как говорил отец.
Старый Масалов правил крепкой, но справедливой рукой. Он понимал землю, любил свой труд хлебороба, не искал иной доли ни для себя, ни для детей. А жизнь распорядилась иначе. На финскую проводили Михаила. Надел парень военную форму вроде на время, а вышло, что и насовсем. Следом Андрей стал кадровым военным. Василий - тот еще молодой. Но тоже из ворот глядит. Тесновато ему в родной деревне. Наталья и Анна, положим, здесь, рядом свое счастье ищут. А найдут - вот уже и не Масаловы.
Одна у отца опора - Николай. Не повезло парнишке поначалу. Окончил четыре класса и... слег. Когда оклемался, его погодки ужо шестой кончали. А парнишка самолюбивый. Не пошел больше в школу. Сначала дома помогал. Потом и в колхозе дело нашлось. Николай работой не гнушался. Но тут вмешался старший брат Андрей. Приехал в отпуск, присмотрелся и отрубил:
- Хватит коням хвосты крутить. Садись на трактор.
Да и сам старый Масалов видел, что хватит. Отпустил сына на курсы, хотя трудно было уж одному, сдавать начал. Не пожалел, что послал. Стал Николай трактористом на весь район. Работал, как одержимый. А ведь и тракторишко-то ему дали рухлядь-рухлядью. Однако подправил, приспособился.
Так бы, наверное, и покатилась жизнь дальше, потекла своим установившимся ручейком. Да все перемешала война. У всех четырех сынов одна оказалась профессия. Андрей сейчас в Восточной Пруссии. Михаил на Севере. Василий где-то от Кюстрина оторвался. Живы пока. Пока...
Быстро идут фронтовые письма. Но ведь и так бывает, что следом за ними идут скорбные официальные извещения.
А хорошо бы действительно всем вместе завалиться к старику. Эх, и...
- Му-утти... Мутти!
И встал солдат. Встал во весь рост, могучий и непобедимый, презревший смерть ради жизни. Над ним свистят пули. Но это уже наши пулемётчики, не ожидая команды, открыли огонь.
Николай Масалов легко перекинулся через парапет канала.
Перед ним лежали женщина, молодая, рослая, даже в смерти своей красивая... Вероятно, она пыталась бежать оттуда, из последнего фашистского логова. Эсэсовцы убили ее, трусливо и подло выстрелив в спину. Теряя силы, она забралась под мост, поясом от платья привязала к себе ребенка и умерла. Белокурая трехлетняя девочка дергала мать за пояс и все звала, звала...
Медленно тянутся минуты. Молчит фронт. Генерал смотрит на часы. Он что-то шепчет. Может быть, торопит солдата, которого только что послал единоборствовать со смертью. Где же ты? Где?