Здесь полк получил гвардейское знамя. Здесь Николай Масалов видел, как длинными вереницами шли и шли через разрушенный город пленные немцы. Жалости к ним не было. Что-то большое, еще неизвестное нахлынуло на Николая Масалова, когда увидел он всю бесконечную вереницу колонны и каждого в ней солдата. Он - победитель!
В тот день и родился солдат. Потому что солдат, не знавший победы, еще не солдат.
И снова шагал полк вперед. На смену павшим становились новые солдаты.
Полк форсировал Дон, Северный Донец, Днепр. За освобождение Запорожья он получил звание Запорожского. Выдержал тяжелый бой на реке Ингулец. Его знамена видела Одесса. Он отбивал по десять атак в день, но удержал плацдарм - маленький пятачок румынской земли за Днестром.
Потом были Висла, Одер. Да, полк побеждал. Но каждую победу он оплатил кровью своих солдат, убитых и раненых. В Берлин из тех, кого проводила далекая Сибирь, пришли только двое: старший сержант Николай Масалов, теперь уже знаменщик полка, и капитан Стефаненко. И вот...
- Жаль капитана, - сказал Володька. - Надо было поберечься. По всему видать - войне конец.
- А этих, за каналом, на развод, что ли, оставлять? - Николай смотрел на Володьку злыми чужими глазами. - Нет, шалишь! Нечисть, она плодовитая. Беречься потом будем, когда их... под корень, понял?
- Да ты чего вызверился, - возмутился Володька, прилаживая к плечу автомат. - Да я...
- Не шебарши, - строго предупредил его Николай Масалов. - А то ответят тебе из шестиствольного. Теперь эти дела иначе делаются.
В разрушенный дом зашла группа командиров. Армейский генерал начал неторопливо перечислять полковнику с артиллерийскими эмблемами на погонах дома за каналом. Ему вторил майор-танкист. Молодой розовощекий лейтенант в форме летчика быстро делал пометки на карте.
«Вот так теперь эти дела делаются, - удовлетворенно про себя отметил Николай Масалов. - Накрепко делаются».
Глядит на развернутую карту генерал, считает, думает, как бы в этом бою обойтись без потерь и знает, что потери обязательно будут, и он, генерал, обязан первым уже заранее принять на себя эту горькую и тяжелую ношу.
А пока... Рука снова привычно тянется к карандашу, к телефонной трубке. Звучат слова команды. И где-то артиллеристы досылают снаряды в стволы. Выруливают на стартовую дорожку самолеты, наполненные бомбами. Танкисты прогревают моторы, внимательно, как врачи, вслушиваясь в ровное биение железных сердец своих боевых машин.
На переднем крае тихо. Молчат солдаты, готовясь к своей страшной, но обязательной работе. Диски автоматов сполна набиты патронами, скользкими и вескими, как спелые желуди. II вдруг эту сторожкую, предгрозовую тишину прорезало тонкое и призывное:
- Му-утти! Мутти!
Замерли, прислушиваясь, командиры. Вздрогнули, насторожились солдаты.
Все дети плачут на одном языке.
Николай Иванович прервал свой рассказ, поднялся, тяжело сутулясь. Жена испуганно кинулась к нему, прижалась и затихла покорно под его крепкой рукой.
Мы вышли на улицу.
Большой рабочий поселок Тяжин спал. Звездная ночь дышала покоем. Только далеко-далеко, у самого горизонта, копилась неясная черная тень. К утру надо было ожидать дождь.
Мы сели на завалинке. Я закурил. Николай Иванович тоже потянулся к моей пачке «Беломора».
- Вообще-то бросил я это дело. Ну да сегодня такой день.
Николай Иванович говорил ровным, неторопливым голосом. Но руки его, когда он торопливо раскуривал папиросу, мелко дрожали.
- Му-утти! Мутти!
...Можно привыкнуть или притерпеться к боли, не вскрикнуть, когда разгоряченное боем тело, вдруг сразу обмякнув, покорно примет под сердце шершавый осколок; сжав намертво зубы, молчать и потом, когда тебя будут резать и сшивать заново, чтобы опять ты встал в строй - ведь война ещё продолжается.
... Полк готовился к наступлению на Люблин. От штаба на передовую ходили балочкой, густо поросшей мелким осинником. Хоть и крюк получался порядочный, зато спокойно - балочка со стороны немцев не просматривалась. А он решил спрямить.
Сколько пролежал в беспамятстве. Николай не помнит. Сразу три пули из крупнокалиберного пулемета перечеркнули путь солдата. Две попали и ногу, одна - в грудь.
Кое-как перевязался. День клонился к вечеру. Багровое солнце скатывалось за лес, над которым толпились лохматые и грязные тучи.