К Тебе, Господи, воссылает истерзанная земля наша вопль свой: пощади и прости, к Тебе, Всеблагий, простирает согрешивший народ Твой руки свои и мольбу: прости и помилуй.
Во имя Христово исходим на делание своё: Господи, благослови.»
В короткий срок было собрано около 9 миллионов рублей, и сборы бы продолжались. Это естественно: на протяжении всех веков русской истории Церковь всегда приходила на помощь своему народу, который и составлял её, всем голодным, больным, оставшимся без крова. Едва ли не при каждом приходе были богадельня и приют. Но власти поняли, что эта помощь только поднимет авторитет Церкви в глазах народа. И тогда под предлогом помощи голодающим они начали новое наступление на Церковь. Началось насильное изъятие церковных ценностей, а проще - осквернение святынь.
И патриарх Тихон, который только что сам призывал к пожертвованиям, а затем допустил возможность «духовенству и приходским советам, с согласия общин верующих... использовать драгоценные вещи, не имеющие богослужебного употребления (подвески в виде колец, цепей, браслеты, ожерелья и другие предметы, жертвуемые для украшения святых икон, золотой и серебряный лом), на помощь голодающим», видя, как насильственно совершается то, что Церковь должна была и хотела сделать сама, как святотатственно грабится её священное достояние, издал новое послание, в котором призвал уже к его защите: «Мы призываем чад Церкви и ныне к таковым пожертвованиям, лишь одного желая, чтобы эти пожертвования были откликом любящего сердца на нужды ближнего, лишь бы они действительно оказывали реальную помощь страждущим братьям нашим. Но мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольное пожертвование, священных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами Вселенской церкви и карается ею как святотатство - миряне отлучением от неё, священнослужители - извержением из сана (Апостольское правило 73, Двукратный вселенский собор. Правило 10).»
В борьбе с Церковью в это время произошло до двух тысяч кровавых эксцессов по России, были расстреляны тысячи и тысячи верующих. Среди них - и митрополит Петроградский Вениамин.
Были отобраны ценности на астрономическую сумму. Лишь малая часть из них пошла на хлеб голодающим...
Очевидец событий епископ Антонин Грановский... в своё время подчеркнул, что эта правительственная мера не вызывает (мягко говоря) сочувствия у православных масс не потому, что верующие не хотели помочь правительству в борьбе с голодом или отдать эти ценности запрещала им их религиозная совесть, а единственно и исключительно потому, что у этих масс нет решительно никакого доверия к лозунгу, под которым проводилась эта мера. Верующие тревожились, что церковные ценности могут пойти на иные, чуждые их сердцам цели.
Это были совершенно справедливые опасения. Как показали дальнейшие события, к комиссии по изъятию церковных ценностей примазались уголовники, коррупционные элементы, о чём достаточно выразительно говорят такие судебные процессы, как процесс Павлицкого, контролёра Гохрана, изымавшего церковные ценности в Рогожско-Семёновском районе. Церковные ценности потекли на чёрный рынок. Наживали миллионы. В Москве. А что говорить о провинции?» (Вл. Степанов (Русак). Свидетельство обвинения. Церковь и государство в Советском Союзе. Ч. I. М., 1980).
28 марта 1922 года, в разгар этой борьбы, в «Известиях» был опубликован «Список врагов народа». Первый в нём - патриарх Тихон «со всем своим церковным собором», далее десятки епископов и священников.
В апреле 1922 года начался «судебный процесс» над патриархом Тихоном. Революционный трибунал вынес определение о привлечении его к уголовной ответственности. Вскоре ему было объявлено, что он находится под домашним арестом.
Однажды патриарх пришёл из Чека поздно ночью. Это было перед его последней службой на свободе. Келейникам, измученным ожиданием, он только и сказал:
- Уж очень строго допрашивали...
- Что же вам будет?
- Обещали голову срубить, - ответил патриарх с неизменным своим благодушием.
Литургию он служил, как всегда: ни малейшего напряжения в молитве.
В ночь на 19 мая патриарха перевезли с его Троицкого подворья (возле Самотёки) в Донской монастырь. Здесь под охраной, в полной изоляции от мира ему предстояло пробыть год. Затем - месяц в ГПУ, на Лубянке, при непрерывных «беседах».