Основательно готовился капитан Недобежкин к первой встрече с германским шпионом. Приказал своим подчиненным по ниточке разобрать его одежду — нет ли в подкладке ампулы с ядом, адресочка или пароля для связи с возможным резидентом.
Проведенный в служебном куле поезда личный обыск «Ворсина» дал следствию неопровержимые улики. В черном чемодане оказались 40-ваттная радиостанция, шифры и расписания связи, без малого сто тысяч рублей денег и пистолет с полной обоймой. Почему оружие в карман не переложил, держал на дне чемодана, запертого на ключ? Не собирался пускать его в ход, надеясь на крепость легенды? Документы ему, кстати, выправили не тяп-ляп. Недобежкин лично проверил. Запасной артиллерийский полк дислоцировался в Пермской области и там действительно ожидали капитана Ворсина, который был откомандирован из фронтового резерва. Тут противник поработал основательно. Ликвидировал подлинного Ворсина или выкрал документы? Запрос об этом в соответствующий отдел контрразведки «Смерш» отправлен час назад.
Разработан и утвержден начальством подробный план допроса. Разложены на приставном столике вещественные доказательства, изъятые при обыске. Он приказал ввести арестованного парашютиста.
«Ворсин» был в нательной рубашке, галифе и сапогах. Китель его, видимо, еще на досмотре. Строгим жестом Недобежкин указал ему на стул посреди кабинета.
— Итак, гражданин Ворсин, вы взяты с поличным. Рация и шифры доказывают принадлежность к агентуре вражеской разведки, то есть налицо преступление, предусмотренное Уголовным кодексом РСФСР. Шпионаж в пользу иностранного государства, с которым мы находимся в состоянии войны. За это, как вам должно быть известно, высшая мера наказания.
Следователь внимательно посмотрел в глаза арестованного, надеясь увидеть в них испуг, страх, ненависть. Нет на земле человека, который спокойно и буднично шел бы на расстрел. Все живое хочет жить. Но глаза «Ворсина» привели Недобежкина в некоторое замешательство.
— Товарищ капитан, — радостно заговорил арестованный. — Я не боюсь, я рад умереть на родной земле. Насчет «вышки» меня предупреждали в разведшколе, пугали пытками. Но разве можно чем-то запугать того, кто прошел их концлагеря, видел газовые камеры? Этот чемодан я сам собирался притащить сюда, если бы не задержали в поезде...
Недобежкин недовольно прервал подследственного. Продуманный в деталях план допроса (и одобренный начальством) начинал давать «просадку», как дом, из-под которого вынули фундамент. Добровольно и честно признается «Ворсин» или играет спектакль, сочиненный в германской разведшколе?
— Я вам не «товарищ», гражданин арестованный. А насчет повинной — дешевый прием. Кто хотел раскаяться в содеянном, тот немедля явился в органы государственной безопасности после выброса с самолета. Отвечайте на вопросы. Кто вы такой и каким образом завладели документами капитана Ворсина?
Арестованный скис. Но ровным, бесцветным голосом, подробно и без путаницы рассказал о себе. О подлинном Ворсине ничего сказать не может, не знаком, документы на его имя получил перед вылетом из Орши вместе с легендой. Сам он — Косарев Сергей Викторович, родился и вырос в пригороде Перми. Здесь у него мама, брат работает на авиамоторном заводе. Хотел с ними повидаться, проститься и — сюда с повинной. С сорокового года, как пошел в армию, не был в Перми.
«Расфилософствовался! — думал Недобежкин, аккуратно заполняя протокол допроса. — Надеялся спасти свою шкуру, выслужиться перед фашистами, положение заиметь. Как же, не пень деревенский, три курса института прошел до армии. Да, Косарев, изменником Родины ты стал потому, что не был настоящим солдатом, верным воинской присяге, за свою жизнь дрожал».
Косарев, между тем продолжая повествование, старался подчеркнуть, что, как ни соблазняли, он не пошел служить в армию изменника Власова, погубившего 2-ю ударную армию и его, Косарева, в том числе. А согласие на сотрудничество с вражеской разведкой он дал единственно для того, чтобы вырваться из лагеря смерти и найти возможность отомстить за товарищей, погубленных в болотах под Любанью и за колючей проволокой концлагерей.
Федор Семенович слушал и не представлял себе, как можно сдаваться в плен, когда ты поставлен защищать свою Родину, когда за твоей спиной — матери, жены, дети! Патроны кончились — бей прикладом. Выбили из рук винтовку — зубами рви ненавистного врага.
В Туркестанской долине, где рядовым красноармейцем служил Федор Недобежкин в начале тридцатых годов, тоже бывали в схватках с озверевшими басмачами-головорезами критические моменты.