Она не решалась признаться в случившемся даже родителям, вновь и вновь под разными предлогами отговаривая их от поездки в Америку. Сама Кристина тоже все эти годы не бывала дома. Каково же было ее удивление, когда Женя, принимавшая ее попытку избежать контакта за эгоизм и надменность, и почти переставшая с ней общаться, вдруг позвонила сама.
— Кристи! — в Женькином голосе не звучало ни намека на обиду. Она была взволнована, испугана и, казалось, плакала. — Женя, папа с мамой погибли. В катастрофе, вечером. Я узнала только что. У нас сейчас утро, у тебя вечер, да? Кристина… Они на остановке стояли, когда какой-то дебил вылетел с проезжей части на тротуар. Вроде, по пьяне. Десять человек на смерть, в том числе родителей. Еще много раненых. Я не понимаю, почему… Они стояли, никого не трогали. На остановке. Можешь себе представить? Насмерть, Кристи! Вот так, за один раз! — она уже неприкрыто зарыдала.
Кристина лежала, глядя в потолок, и чувствовала, как на нее наваливается ужас отчаяния. Она задыхалась под его толщей, она сходила с ума от пустоты: внутренней, внешней, всеобщей. Она лишилась мужа — единственного в ее недолгом опыте глубокого чувства, и попыталась заменить его поверхностным весельем. Она бежала от своей боли, пряталась в городских переулках и чужих притонах, которые никогда не были и не будут ей родными. Ее подлинное, родное, единственное светлое, что было в ее жизни, осталось там, в заболоченных парках Гатчины, которые она так непредусмотрительно распахнула для Майкла. Там была ее счастливая семья, любящая мать и даже непутевая Женька — и теперь вдруг оно тоже рухнуло, исчезло. Оно было сметено нелепой смертью также, как только из нее была вырвана, выметена жизнь еще не родившегося ребенка…
— Ты успеешь приехать на похороны? — голос сестры в ушах вывел ее из оцепенения. Женя, казалось, уже не плакала, взяв горестные хлопоты в свои руки.
— Я… я не приеду, — выдавила Кристина. В самом деле, как она могла приехать? Она лежала на постели после тяжелой операции, на восстановление от которой требовалось как минимум несколько дней. Из-за затрат на аборт она залезла в долги, и кроме того, ей нужно было наверстывать пропущенное время в колледже. У нее физически неоткуда было взять деньги на билеты.
— Как не приедешь?! — задохнулась Женька на другом конце. — Ты живешь в Сан-Франциско с замечательным американским мужем, на всем готовом, и говоришь мне, что не приедешь? На похороны собственных родителей?! Которые, между прочим, тебя любили больше, чем меня! Ты хоть знаешь, как они мечтали тебя снова увидеть последние годы жизни? Когда ты даже не удосужилась навестить нас…
— Я не смогу, — глухо ответила Кристи и отключила звонок. У нее не было сил объяснять сейчас все, что случилось с Майклом, с ее жизнью, со странным существом, еще не сформировавшимся до конца, но уже живым, которое дышало и двигалось в ней еще этим утром, а теперь тоже превратилось во всеохватную пустоту. А сейчас, в эту самую минуту, она потеряла сестру…
Кристина собрала деньги на поездку домой больше, чем через полгода, и впервые за несколько лет ступила на родную землю слякотной питерской весной 2005-го. Она с трудом нашла Женю в Петербурге и, не сразу добившись встречи, рассказала ей все: про Майкла, про случай с Марией, про голодные скитания по улицам Сан-Франциско, про работу в кафе в книжном магазине, про Сандру и аборт. Та слушала недоверчиво, пытаясь увязать образ Кристины, который существовал в ее сознании все эти годы, с этой совершенно незнакомой ей и так много пережившей девушкой. Удивленная и слегка пристыженная, Женя простила ее. Она кратко рассказала о себе: о том, что закончила университет еще до смерти родителей, каким-то чудом вытерпев ненавистную юриспруденцию, и даже устроилась работать по специальности. Она была одинока и не устроена, и оттого, казалось, еще больше обозлена на жизнь.
Несмотря на формальное примирение и совместный визит на могилу родителей, восстановить былые отношения и без того не близких между собой сестер казалось уже невозможным. Кристина не могла заставить себя позвонить или написать Жене, и та отвечала ей тем же. Кристи закончила колледж и начала практиковать, все больше убеждаясь, что психология — ее призвание. Она уже не боялась встречаться и общаться с новыми людьми, поняв, что в ее жизни никогда теперь не повторится случившегося с Майклом.
В то время, как некоторые ее ровесницы боролись с собой, пытаясь подавить внезапно нахлынувшие чувства безответной любви, Кристина с удивлением и радостью осознала, что ей можно не бояться таких вещей. Она не мучилась, пытаясь справиться с чувствами, не боялась влюбленностей, потому что точно знала — каким бы сильным ни было ее увлечение, отточенный на опыте инстинкт самосохранения сработает безотказно при малейшем ощущении психологического дискомфорта. Кристина сама удивлялась, с какой легкостью она рвала даже глубокие отношения, как легко вышвыривала людей из своей жизни, как только они становились неудобными ей.