Стараясь успокоиться, она подошла к окну и резко крутанула рычаг управления жалюзи. Закатный свет летнего вечера залил ее кабинет, и вместе с ним снаружи влилось зыбкое ощущение спокойствия. Конечно, это совпадение, пугающее и мрачное, но все же совпадение. Их разговор с Женей произошел несколько недель назад, сестра уже давно вернулась в Россию, и, казалось бы, само провидение теперь было на их стороне. Им повезло, несказанно повезло! Почему же Кристина не ощущала ни капли радости, а только парализующий страх, доводящий до головокружения? Ей хотелось узнать подробности трагедии, и в то же время она боялась спрашивать о них. Она уже сейчас знала, как ей физически тяжело будет даже смотреть Ральфу в глаза, как невыносимо будет говорить на эту тему, как захочется сбежать от этой медленной пытки — от его тягучей и глубокой, никаким образом не способной сгладиться боли, от слов о его дочери…
Кристина уже знала, что их встреча не даст ему почти никакого облегчения. Работа с подобными травмами занимала годы, и во многом была возможна лишь благодаря уникальному и незаменимому помощнику — времени. Переживание смерти наполняло собой долгие, невыносимые месяцы: попытки отвлечься, уйти с головой в работу, чтобы не сойти с ума от воспоминаний, и затем, постепенно, научиться принимать эти воспоминания и жить с ними. Не бежать от них, как от огня, не отшарахиваться от фотографий, не корчиться от невидимой судороги при одном лишь упоминании дорого имени, а медленно вживлять их в свою новую, тотально опустевшую жизнь, меняя прежнюю острую боль на светлую тоску примирения с потерей…
Пока же этого времени еще не прошло, и Кристина понимала, что первая встреча не принесет практически никакого прогресса. Он будет смотреть в одну точку, не находя в себе сил уйти. Он будет хранить свое горе, как сосуд, наполненный до краев, словно боясь расплескать хотя бы каплю убивающего его яда. Они начнут говорить, и тогда этот сосуд прорвется слезами — теми опустошающими слезами, от которых почему-то ничуть не становится легче. Потом Ральфу станет стыдно от своей слабости, и в нем проснется желание сделать что-то — одновременно с убийственным осознанием, что ничего сделать уже нельзя. Сколько раз она видела такое? Не так часто, но ей приходилось работать с людьми, потерявшими близких. Вся разница была в том, что в прошлые разы она не испытывала такой вины и почти панического страха. В чем дело? То, что она всей душой желала ему развода, не делало ее виноватой в смерти его жены!
Когда Ральф постучал в дверь, сразу же затем открыв ее, Кристина с ужасом поняла, что профессиональное хладнокровие подводит ее. Его взгляд обжигал не только безграничной, заполняющей все его существо горечью, но и чем-то еще, ей пока непонятным. Поседевший, ссутулившийся, он ввалился в кресло, вдавился в него, вцепился в подлокотники. Кристина не предлагала ему чаю или кофе. Она медленно присела на край соседнего кресла, склонившись в печальном благоговении перед его горем.
Наконец, Кристи решила прервать молчание, и уже открыла рот, чтобы тихо предложить клиенту поговорить о его дочери, когда он вдруг внезапно заговорил сам, изо всех сил буравя ее глазами.
— Это была авария на дороге, когда жена отвозила Лору в школу. Несчастный случай. Точнее, так решила полиция. Однако сейчас в дело вмешалось ФБР, они ищут возможные следы… убийства.
— Убийства? — Кристина задохнулась от собственных слов, мгновенно забыв весь намеченный ею план разговора. — Но зачем?… Кто?… Кому…?
Она оборвала свой вопрос на полуслове. Кому это было нужно? Им обеим, ей и Жене, и еще таинственной «невесте» из Москвы, готовой выложить огромные деньги за брак с Хиггинсом.
— Со мной сегодня разговаривал агент ФБР, — продолжал Ральф, не отрывая от нее взгляда. — Спрашивал обо всем. Об отношениях с женой. О других женщинах, с которыми я мог встречаться. О тебе и об агентстве «Незнакомка», — выпалил он наконец.
— Обо мне? — Кристина почувствовала, как все у нее внутри немеет и обрывается, а на глаза наваливается темная пелена. Как она может помочь кому-то в таком состоянии? С чего она вообще взяла, что в принципе может кому-то помочь?
— Зачем ФБР спрашивать обо мне? — попыталась она собраться с силами и посмотрела на измученного Ральфа почти с отчаянием.
— Я бы тоже очень хотел это знать, — сухо ответил он, а затем, помолчав, добавил. — Я не должен был тебе говорить. Я обещал агенту, что никому не скажу об этом разговоре. Но я должен… я должен был прямо у тебя спросить… Я верил тебе… всегда тебе верил. Все тебе рассказывал. Я должен знать! Что ты знаешь о смерти моей девочки, Кристи?