«Загорелось другое здание», — повторяла она себе. — «Стройка загорелась первой. Это просто совпадение. Огонь уже затем перекинулся на мой офис. Он мог бы, теоретически, вообще его не задеть. Это просто полоса неудач». Дрожащими пальцами Кристина начала открывать пакетик с арахисом, когда он выскользнул из ее рук, и ручеек орешков хлынул на пол. Эта мелочь словно стала последней каплей — Кристи беззвучно заплакала, уткнувшись носом в поверхность стола.
— Мисс Уоррен? — внезапно услышала она. Оторвав голову от стола и поспешно вытирая слезы, Кристина обернулась. Сзади стоял молодой полицейский — темноволосый, в классической форме, внимательно и предупредительно смотревший на нее. Его нельзя было назвать красивым — по крайней мере, в нем не было какой-то броской привлекательности, однако чувствовалось обаяние и притягательное сочетание профессионализма и человечности, так подкупающее в американских силовиках. В руках страж порядка держал список пострадавших, уже составленный администрацией здания несколько часов назад, и сейчас с трогательной исполнительностью сверял ее фамилию с перечнем.
— Да? — Кристина выпрямилась, чувствуя, как панический страх предательски поднимается у нее в груди, грозя выплеснуться наружу, как огненные всполохи из задымленного здания.
— Не волнуйтесь, мы опрашиваем всех пострадавших, это стандартная процедура, — он вопросительно взглянул на стул рядом с ней. Кристина кивнула и подвинулась.
— Вы снимали квартиру в загоревшемся доме, да? — уточнил он, присаживаясь.
— В загоревшемся — офис, — Кристина постаралась, чтобы ее голос звучал твердо. — Но я не знаю, если огонь перекинулся через дорогу…
— Нет, нет, — успокоил ее полицейский. — Пламя удалось локализовать. Значит, офис. Вы заметили что-то подозрительное?
— Нет, ночью я спала, проснулась, как все, от пожарной тревоги… А что, это был поджог?
— Сейчас выясняем, — уклончиво ответил коп.
— Но мне показалось, что загорелась соседняя стройка, а потом огонь перекинулся на жилое здание через парковку? — с тревогой уточнила Кристина.
— Возможно, что и так, — еще более уклончиво ответил полицейский. — Но поймите, мы должны проработать все версии. Вполне возможно, что настоящей целью поджога — если это был поджог — был кто-то или что-то в жилом здании.
Кристина почувствовала, как у нее начинает кружиться голова. Все самоуспокоение, которым она занималась последние полчаса, разбивалось сейчас о слова этого незнакомого офицера.
— Но я обычный психолог, — с нажимом ответила она. — Я не занимаюсь финансовыми или прочими важными делами или чьими-то секретными документами. Мой офис точно не мог быть целью поджога.
— Важно учесть все варианты, — терпеливо повторил мужчина и чуть виновато добавил: — Я просто делаю свою работу.
— Да-да, я понимаю, — пробормотала Кристина.
— Я понимаю, что у вас профессиональная этика, но здесь серьезный случай, и я надеюсь, вы меня поймете… Скажите, кто-нибудь из ваших клиентов был связан с каким-либо преступлением? Они сообщали вам что-то подобное?
Кристина вздрогнула, испытывая почти непреодолимое желание рассказать этому внимательному и предупредительному парнишке-полицейскому все, что она знала, спросить его совета, узнать его мнение о том, что именно творилось вокруг нее в последние месяцы. Но именно теперь та мысль, которой она всячески пыталась избежать все это время, которую забивала в самый глубокий угол сознания, которую не хотела принимать даже после предельно четкого сна, все же пронзила ее мозг со всей беспощадной точностью формулировок. Единственное преступление, с которым она была связана — это убийство жены и дочери Ральфа Хиггинса, которое случилось из-за нее. Именно так. Неважно, чем занималась Женя и что она недоговаривала. Не имеет значения, кем была ее таинственная и могущественная клиентка, и какое отношение ко всему этому имел неизвестный Владимир из консульства. Настоящее значение имело только то, что, если бы она, Кристина, не передала сестре конфиденциальную информацию о своем клиенте и его семье, Мэгги и маленькая Лора были бы сейчас живы. Вопреки всем доводам и сомнениям сейчас Кристина ни капли не сомневалась в этом выводе.
Как могла она сказать американскому полицейскому, чем занималась все эти годы? Как объяснить, почему она передавала в иностранное брачное агентство информацию о женатых людях, которые обращались к ней в тайной надежде на помощь в сохранении их брака? В последние недели Кристина вновь и вновь пыталась осознать, как незаметно для себя она вообще сумела дойти до такой степени вероломства?