Она медленно кивнула и произнесла:
— И вы уверены, что них нет никаких других доказательств? Может быть, мне следует сделать еще что-то?
Владимир, казалось, обрадовался ее понятливости и готовности сотрудничать.
— Нет-нет, — поспешно заверил он. — Только идти домой, пытаться получить страховку за офис, восстановить отношения с клиентами, найти новое место — словом, делать то, что вы делали бы при любых других обстоятельствах. Старайтесь не привлекать к себе внимания. И да, ни в коем случае не пытайтесь избежать слежки! Вы все равно не сможете этого сделать без специальной подготовки. Не давайте им подозревать, будто у вас есть какие-то специальные навыки. Расслабьтесь. Не оглядывайтесь назад. Ходите по улицам так, словно вы понятия не имеете, что за вами могут следить. Позвоните нескольким близким друзьям и поделитесь ими случившимся — разумеется, ни словом не упомянув о ваших подозрениях. Просто пожалуйтесь им на судьбу и полосу несчастий, продемонстрируйте полное недоумение оттого, что происходит. Звучите так наивно, как можете, только не переигрывайте. Делайте это не для них, а для тех, кто вас слушает. Просто привыкайте к мысли о том, что каждое ваше слово или поступок может отслеживаться. Это не так страшно, как может показаться, поверьте. С этим вполне можно жить.
— Я так живу годами, — доверительно добавил он. — Если постоянно держать это в голове, вы увидите, как прекрасно можно этим пользоваться. Создавайте перед вашими «слушателями» любой образ, какой захотите! Полное творчество, абсолютная свобода. И я вас прошу, не нагнетайте! Американские спецслужбы будут делать все, чтобы вас запугать. Не поддавайтесь этому. Вы же психолог, не мне вас учить, чем отличается реальная ситуация от вашего отношения к ней. Помните одно: у них ничего нет, им нечего вам предъявить! Поверьте, Кристина Николаевна, через каких-нибудь полгода вы уже забудете обо всем этом досадном недоразумении!
Она знала, что должна подыграть ему — подыграть так, как подыгрывала сомнениям и самооправданиям приходивших к ней людей, когда говорила им то, что они в глубине души хотели услышать, и играла на самых низменных, самых эгоистичных их чувствах, способных разрушить не только семью, но и само существо человека. Но было ли это игрой, или Кристина на самом деле поддавалась его успокаивающей убедительности, и чувствовала настоящее облегчение оттого, что у нее появился умный и опытный защитник? В самом деле, какая разница, что случилось, если ей ничего больше не угрожает, и очень скоро все будет так, как раньше?
Нет! Это осознание проступило через тонкий налет самообмана с пугающей очевидностью. Ничего уже никогда не будет, как раньше. Никогда она уже не забудет свой недавний сон про маленькую Лору, ее детский голос и наполненные болью слова: «Зачем ты убила меня?». Убийца девочки, возможно, сидел сейчас здесь, перед ней, но он никогда бы даже не узнал ни о ней, ни о ее отце, если бы Кристи сама не сообщила о них своей алчной сестре в Москву. Что понадобилось этому холеному блондину от Ральфа Хиггинса? И какое отношение ко всему этому имела Женя и ее агентство?
Словно прочитав ее мысли, Владимир добавил:
— И еще, Кристина Николаевна, во избежание недоразумений. Я надеюсь, вы не считаете, что мы имеем отношение к несчастному случаю, происшедшему с семьей вашего клиента? Ни вы, ни мы к этому, разумеется, не причастны. Но мы прекрасно понимаем, что из-за ваших, скажем так, маленьких махинаций вас могут обвинить в том, в чем вы совершенно невиновны. И мы, конечно, не можем этого допустить. Поймите, это наша работа — защищать российских граждан за рубежом. Даже тех, кто совсем забыл о своей исторической родине, — и он посмотрел на Кристину с легким упреком.