Разумеется, он не собирался скрывать информацию, и знал, что немедленно сообщит черногорским властям о риске для Невены. Он искренне надеялся, что той слежки, которая уже была установлена за Иваном Старчуком, будет достаточно, чтобы предотвратить убийство. Но звонить в Сербию и просить своих коллег о дополнительных мерах он, по правде говоря, не собирался. Деррик не хотел ставить под сомнение профессионализм черногорских коллег, особенно учитывая то, что ему выпала честь самому стать членом опергруппы.
Будучи американцем, Деррик не считал хладнокровный подход к операциям и мысли о карьере чем-то однозначно плохим. Скорее, он воспринимал их как что-то неизбежное. У всех его коллег с годами проходил первоначальный пыл — желание «спасать мир» и режущая боль при мысли о каждой новой жертве. Он не раз видел внутри системы и неуместное соперничество, и даже маленькие предательства. Главным для спецагента Дэнсона оставалось умение не забывать, ради чего он когда-то выбрал эту профессию, и делать все, чтобы эта память не позволила ему окончательно погрязнуть в бюрократии и равнодушии. Он видел, что и его коллеги, какими бы хладнокровными ни казались порой, тоже в подавляющем большинстве не потеряли живого участия в человеческих судьбах и внутреннего барометра добра и зла. Но при этом он слишком хорошо знал, что ничего человеческое не может, да и не должно быть чуждо людям. Однако в этот раз он сам не ожидал, что это человеческое проявится в нем настолько сильно.
Это был его звездный час, операция, которая поглотила его целиком, и за успех которой он в данный момент готов был бы отдать годы жизни. Он не мог порой помешать себе думать о том невероятном успехе, который ждет его, если переворот будет благополучно предотвращен. И в этом деле ему предстояла сложная задача — максимально содействовать черногорским властям, а также сохранить свой самый ценный источник — Федора. Жизнь Аверина была для него многократно ценнее любых случайных жертв, которые могли оказаться на пути русских или сербских головорезов. Именно Аверину Иван рассказал о своем задании с Невеной, и поэтому в случае любого непредвиденного поворота событий Старчук мог без труда догадаться, где именно произошла утечка. Был ли еще кто-то из его команды в курсе побочного задания Ивана? Деррик не знал об этом, но прекрасно понимал, что, докладывая о ситуации черногорским коллегам, будет в первую очередь делать акцент на безопасности Федора, а не Невены. И ему казалось странным, что Аверин, который обычно был циничнее и опытнее него, вдруг так зациклился на неизвестной ему девушке.
Деррик в глубине души понимал, что любой офицер, да и просто обычный информатор, узнав о планируемом убийстве, будет стараться предотвратить его вопреки любым доводам разума и даже инстинкту самосохранения, потому что будет чувствовать свою ответственность за это. Но Деррик прекрасно понимал: они могут и не спасти Невену, однако обязаны спасти Федора — человека, за которого он лично чувствовал свою ответственность.
Кроме этого, ему важно было проследить, чтобы дело Ральфа Хиггинса не вошло в коллизию с этой ставшей теперь основной операцией. Неожиданно оно получило новый оборот — в тот же вечер, после разговора с Федором Деррику позвонил Хиггинс и сообщил, что получил письмо от своего психолога Кристин Уоррен. Кристи писала, что находится сейчас в России, и должна непременно встретиться с ним «по очень важному поводу». Она умоляла назначить время и место и писала, что будет в Тивате уже завтра.
— Это может быть связано с Невеной, возможно, с какими-то неутешительными отчетами Старчука, — предположил Деррик. — В любом случае, я прошу вас согласиться на встречу.
Он немедленно связался со своими коллегами из АНБ и ФБР. Нужно было подготовить задержание и допрос Кристин Уоррен, которые Дэнсон рассчитывал провести сразу же после ее разговора с Ральфом. Остался всего один день — и они узнают все детали планов российских спецслужб в отношении Хиггинса и Невены…
Такое, конечно, бывало у него не раз — когда он не успевал спасти кого-то, или это было нецелесообразно. Он ни от кого не ждал чудес, и лучше многих понимал, что в каких-то вопросах американская система может поразительно напоминать российскую. Он понимал и то, что просто так пойти и предупредить Невену черногорские спецслужбы не могли — девушка, не поверив им, могли наделать глупостей и проболтаться обо всем Ивану, что поставило бы под угрозу и всю операцию, и жизнь его, Федора. Выведение Невены из игры требовало более тонкого подхода, и Федор знал, что у охваченного лихорадкой предстоящего переворота АНБ просто может не оказаться ресурсов для этого. Это было логично и предсказуемо, и все же…