— Познакомься, пожалуйста, с мальчиком, Лена. Он сын тети Любы.
Девочка сняла с коленей книгу, поднялась и сказала:
— Здравствуй, мальчик. Как тебя зовут?
Мишка молчал, насупившись. Он не был нелюдимым, но не сразу ориентировался в новой, незнакомой обстановке.
— Миша его звать, Леночка, Миша, — сказала мать.
— Поиграйте вместе, дети.
И профессор положил им руки на головы и чуть-чуть подтолкнул друг к другу.
Мишка сделал шаг вперед и ткнул пальцем в открытую книгу:
— Что это?
— Это жираф. Он живет в Африке.
— А ты знаешь, да?
— Так написано в книге.
— А ты читать умеешь, да?
— Я умею только большие буквы. Книгу мне читает папа.
— А кто твой папа?
— Да вон же он! — Девочка указала пальцем на дверь, в которую вышли профессор и Мишкина мать.
— Какой же это папа?! Это дедушка.
— Нет, это мой папа.
— А наш папка сбежал, — сообщил Мишка.
— Разве папа может сбежать?
— Мамка так говорит. А твоя мамка где?
— Моя мама уехала.
— Куда уехала?
— На стройку. Она строитель. Она очень долго не возвращается.
— А ты ждешь?
— Конечно. Ведь у всех есть мамы.
— А отцы не у всех, — по-взрослому сказал Мишка, и дети помолчали, почувствовав в эту минуту впервые симпатию друг к другу, сблизившиеся общей бедой.
Потом она принесла кубики с большими нарисованными на них буквами и сложила из них слово.
— Видишь?
— Что это?
— Твое имя — Миша. — Она быстро перемешала кубики. — А ну-ка сложи сам!
Мишка не смог.
— Ну что ты! Это же легко. Смотри!
И снова сложила: МИША.
Он попыхтел и собрал: М, Н, Ш и А. Она засмеялась:
— Перепутал, перепутал!
На громкий голос вошла мать, спросила беспокойно:
— Ты что натворил, Мишка?
— Мы буквы учим.
— Смотрите, Роман Константинович, — позвала мать. — Ваша Леночка моего читать учит.
— Вот и зря, — не одобрил профессор. — В детстве больше играть нужно. Но что поделаешь, Леночка комнатный ребенок. Вы, Люба, приводите своего мальчика почаще. Я буду рад, если они подружатся...
Этого дня и этих слов Моргунов не помнил. Ему казалось, что они дружили всегда до той минуты, когда он видел ее в последний раз, не понимая еще, что этот раз последний, и не зная, что ей осталось прожить на свете недолгие, полные ужаса дни, а ему — благополучные десятилетия.
Они дружили и считались друзьями, хотя все знали, что это не простая дружба, а настоящая и счастливая любовь. И хотя им никогда не пришлось сказать друг другу об этом, они тоже знали, что любят друг друга. Мишка — с того дня, как в школьном драмкружке решили поставить «Ромео и Джульетту»...
Затеял это новый руководитель кружка, седой, взлохмаченный человек, провинциальный актер, из тех, что всю жизнь свято верят в свое скромное призвание и дорожат дарованной судьбой «божьей искрой», так и не разгоревшейся в яркий пламень. Он тяготел к классике и вдохновенно рассказывал кружковцам о высокой поэзии Шекспира. Поставить печальную повесть о юных влюбленных решили единогласно и так же дружно согласились с предложением, чтобы Джульетту играла Лена. Лена была признанной школьной «премьершей» и мечтала о настоящей сцене.
— А Мишка Моргунов Ромео сыграет, — крикнул кто-то.
В общем-то это не было шуткой. Во-первых, Мишка был не из тех ребят, над которыми разрешалось безнаказанно подшучивать, а во-вторых, он и сам играл в драмкружке, вступил вслед за Леной и вполне сносно играл. Но от роли Ромео Мишка отказался наотрез. Отказался потому, что вдруг понял: ему придется выйти на сцену и рассказать всем, что такое в его жизни Лена. А это была уже не игра, не самодеятельность, а нечто иное, что он так осторожно берег в душе, в чем и себе-то не до конца признавался, а тут выйди и скажи всем...
Тогда у них произошла единственная в жизни размолвка.
— Не буду, — повторял он упрямо, не давая никаких объяснений, и Лена, увлеченная своей ролью, не могла понять, как это Мишка отказывается играть великого Шекспира.
— Просто трусишь, — наконец сказала она огорченно, не замечая его переживаний.
— Я трус? — возмутился он, хотя Лена имела в виду совсем другое.
Но в Мишке проснулся инстинкт его окраинных сверстников, которые привыкли доказывать храбрость всегда одинаково — презрением к физической боли.
— Я трус?
— Конечно.
И она не успела ничего понять, как алый фонтанчик взметнулся над Мишкиной рукой. Это он стремительно полоснул себя перочинным ножом и попал на вену.