— Значит, так, — обернулся в ее сторону Антон. — На заставе там Петраков. Или, может, сержант из десантников. Тот, которого летом под Зельвой подобрали. Так вот, ты сообщишь пароль и скажешь, что идем вдвоем. Поняла?
— Значит, ты не вернешься?
— Ты слушай меня. Говори так. А потом сообразим-посмотрим.
Зоська не возражала, кажется, она уже потеряла способность возражать этому человеку, все у которого получалось лучше и сноровистее, чем у нее. Он явно забирал у нее инициативу в этом ее выходе, но она не тревожилась — пусть! Видно, во всем, что касалось войны, он был поопытнее ее.
Однако по берегу они прошли километра два, прежде чем увидели на речном изгибе притопленный половодьем Островок, поросший голым теперь лозняком. Неман тут расходился на два рукава, главное его русло обегало Островок с той стороны, а протока у этого берега была густо забита льдом, заторенным в узкой водяной горловине. Чуть ближе к лесному берегу зияла огромная промоина-овраг, из которого вырывались по ветру едва заметные на притуманенном фоне леса серые клочья дыма.
— Дымят, — сказал Антон. — Наверно, печку раскочегарили.
Не успели они подойти к устью оврага, как откуда-то из-за кустов навстречу выбежала суетливая, черная, как уголек, собачонка и с ужасающе злым лаем набросилась на Антона. Антон остановился, притопнул ногой, но собачонка и не думала униматься и, только когда он подхватил из-под ног камень, бросилась назад к оврагу. Однако оттуда по стежке уже спускался небритый, в стеганых брюках и в какой-то самодельной безрукавке пожилой человек с обвязанной шеей. Он негромко прокашлялся, успокоил собаку. Антон уважительно поздоровался:
— Здравствуй, Петряков.
— Здорово, здорово, — глухим голосом ответил мужчина, стоя на обрыве. За его спиной виднелась дощатая дверь в землянку, ржавая труба над которой коптила сизым дымком.
Антон пропустил вперед Зоську.
— Говори пароль.
Она и сама знала, что прежде надо сообщить пароль, но то ли это надлежит сделать сейчас или потом, она позабыла. Как всегда, выручал Антон.
— Привет вам от Мироныча, — сказала она, выжидательно глядя на исхудавшее, серое, в недельной щетине лицо Петрякова. Тот, тихо крякнув, проговорил отзыв:
— Давненько с кумом не виделись.
Кажется, все было правильно, пароль и отзыв сошлись. Зоська облегченно вздохнула и тут же решила спросить, как насчет переправы, да Петряков повернулся на обрыве.
— Это... Сюда идите. Цыц ты, шкварка! — прикрикнул он на собачонку, которая снова попыталась наброситься на Антона. Зоську она игнорировала, Антона же явно возненавидела о первого взгляда
— Вот, пойдите пока... Вот сюда, — отворил Петряков подвешенную на ремешках дощатую дверь землянки, из которой пахнуло теплом и дымом.
Зоська и следом за ней Антон, пригнувшись, влезли в крохотную, выдолбленную в овражном склоне земляночку с обломком стекла в двери вместо окошка, топчаном и хорошо накаленной железной печкой, дым из которой почему-то упрямо не хотел идти в трубу и то и дело валил внутрь. Петряков протер пятерней слезящиеся глаза и взял с пола сапог с потянувшейся следом дратвой.
— Вот зашить надо... А вы, это, садитесь, — указал он на топчан, пристраиваясь сам на чурбаке возле печки. — Пока Бормотухин лодку пригонит.
Они сели, Зоська поближе к печке, Антон — у двери. Антон беглым взглядом окинул жилище.
— А где же начальник твой?
— А нет начальника, — сказал Петряков, с усилием прокручивая шилом дыру в заднике.
— Как? Был же сержант этот. Из десантников.
Петряков невозмутимо прокашлялся, сплюнул в угол за печку.
— Был. Попался сержант. Теперь я вот.
— Ах вон как...
— Так вот. А вы туда? — поднял он на Зоську измученный взгляд покрасневших от дыма глаз.
— Туда, — скупо подтвердила Зоська. Петряков, сжимая в коленях головку сапога, тихо вздохнул;
— Да-а-а...
— А что? — не поняла Зоська.
— Да ничего, что ж... Вчера вон возвращались хлопцы из Чапаевского. Двое. Третьего привезли в дерюжке. Вот сапоги с него.
Зоська затаила дыхание.
— Что, убили?
— Убили. Две пули. Одна в грудь, другая в живот.
— Да, скверное дело, — поморщился Антон.
Зоська молча сидела, неприятно пораженная этой вестью, хотя, если подумать, чему тут поражаться? Мало ли где кого убили — шла война, и убивали каждый день сотнями. И все-таки она чувствовала, что это мимоходом сообщенное известие имело отношение и к ней, — наверно, убитый переправлялся на ту сторону у этого Островка, да и убили его где-то в тех самых местах, где предстояло действовать ей. К тому же упоминание о пуле в живот всегда вызывало у Зоськи противный озноб внутри. Больше всего она боялась именно пули в живот, хотя отлично понимала, что получить пулю в голову пли в грудь нисколько не лучше.