— И пану нех бог дае здровья.
— Пану бог даст, куда денется. Как говорится, обогрелись и пора в путь-дорожку.
Он начал выбираться из-за стола, и у Зоськи тревожно забилось сердце при мысли, что сейчас надо решиться. Надо отказаться идти с ним дальше, пусть идет, куда хочет, один.
— Может, у пана и закурить найдется? — обратился Антон к хозяйке.
— Ест, ест, — подтвердила та. — Стэфан, дай пану пшипалить.
Исполнительный хозяин без слов метнулся в другую половину хаты и вернулся с кожаным кисетом в руках. Мужчины не торопясь свернули цигарки, потом Стэфан достал на конце лучины огонек из печи, и они прикурили.
— Ну, как живется на хуторе? — поинтересовался Антон, сквозь дым испытующе следя за хозяином. Тот, вроде затрудняясь с ответом, почесал затылок.
— Так пан. Как когда. То добже, то кепско.
На его заросшем густой щетиной лице действительно отразилось затруднение, и он тоже с подчеркнутым вниманием посмотрел на собеседника.
— Не беспокоят под лесом?
— Так. Коли не беспокоят. А коли и беспокоят.
— А кто беспокоит? Немцы? Партизаны?
— Як пану сказать? Коли так, а коли этак.
Однако тактичный мужичок, не гляди, что простоватый с виду, подумала Зоська, глядя на большую, с дымящей цигаркой руку присевшего у печки хозяина. Рука его, однако, была спокойна, и вся внешность выражала уважительное ожидание. Хозяйка убирала со стола посуду, переставила в печурку коптюшку, чтобы в тристене было светлее, и не вмешивалась в разговор мужчин. Вацек низко сидел на чем-то в дальнем углу, не спуская внимательного взгляда с гостей.
— Ну что ж, нам пора. — Антон затушил в пальцах цигарку. Остаток ее он сунул за измятый отворот шапки и надел шапку на голову. — Зося!
Зося, уронив голову, неподвижно сидела в конце стола.
— Давай, потопали. Отдохнули, поели, — сказал Антон и поднялся, загородив собой половину тристена.
Медленно подняв голову, Зоська увидела обращенные к ней вопросительные взгляды хозяйки от печи, хозяина с табуретки напротив. Что-то, видно, они почувствовали в ее поведении, и это насторожило их.
— Ты иди один, — хрипловато от волнения выдавила она. — Я здесь останусь.
— Хе! — сказал Антон. — Новость! Как это — останусь? Просто. Останусь на хуторе.
Она уже справилась с первым обезоруживающим ее волнением и обрела твердость. Главное было сделано — они размежевались, и, кажется, навсегда. Допущенное ею легкомыслие следовало исправлять, и как можно скорее.
— Погоди, — спокойно сказал Антон после недолгой паузы и сделал шаг в ее сторону. — Ты это что — серьезно?
— Вполне серьезно.
— Не понимаю.
— Что понимать? Я с тобой не пойду.
— Это почему?
— Ты знаешь почему.
Как в мелком ознобе, в ней все дрожало от напряжения. В ответ на деланное его спокойствие ей хотелось закричать, заплакать, но она сдерживалась, все-таки рядом были люди, которые неплохо отнеслись к ней и не знали причины того, что произошло между ними. Антон в раздумье недолго постоял у стола, потом шагнул назад и сел на скамью.
— Нет, так дело не пойдет! — со спокойной твердостью объявил он, — Так ничего у тебя не выйдет.
Хозяйка жестом услала Вацека во вторую половину избы, хозяин отошел к хозяйке, и оба они с удивлением глядели на Зоську, будто приросшую к скамье за столом. Стало тихо. Разгоревшиеся дрова в печи гоняли по потолку и бревнам стены багровые блики. Зоська поняла, что предстоит бой, но она твердо решила не уступать.
Сев на скамью, Антон почувствовал, как тягуче загудело в его голове — такое с ним случалось нечасто. Пока он не счел себя одураченным, но с особенной ясностью понял, что эта строптивая девчонка еще наделает ему хлопот. Тем более, затащив его на этот идиотский хутор, к этим неизвестно в чью пользу настроенным хозяевам. Впрочем, хозяев он мало опасался, он был уверен, что с ними сладит хотя бы с помощью оружия. Было бы, однако, лучше, если бы они вели себя тихо, сохраняя нейтралитет к его драме.
А драмы, пожалуй, не избежать, думал Антон. Как он не воздерживался, а кажется, придется употребить силу, другого выхода у него не оставалось. Бросить ее тут одну он не мог: что ему было делать без нее в Скиделе? О возвращении его в отряд не могло быть и речи — из леса он уже ушел окончательно и бесповоротно. Но он рисковал оказаться ни с чем — уйдя из леса, не дойти до местечка, — а так жить было невозможно. Так что же ему было делать?
Хозяева о чем-то тихо перешептывались у печи, украдкой бросая осуждающие взгляды то на него, то на Зоську, которая словно окаменела за концом стола. Пока они не встревали в чужой для них и, наверно, малопонятный конфликт, и Антон подумал, что, возможно, удастся настроить их в свою пользу, против Зоськи.