Подозрение, гнездившееся где-то в душе Имре, окончательно превратилось в убежденность. Да, это он.
— Это вы убили Додека! Вы!
— Думайте, что говорите! Додек покончил жизнь самоубийством.
— Откуда вы знаете?
— Знаю. Вам-то какое дело? Кроме того, я уже сказал, у нас есть и еще кое-что против вас.
— Еще одна клевета?
— Ошибаетесь! — Имре почувствовал в голосе собеседника иронию. — Это доказательство еще более достоверное, чем подпись почившего Додека, ибо состоит из трех субстанций — из мяса, крови и способности говорить. — Сделав паузу, Саас многозначительно добавил: — Последнее, разумеется, только в случае необходимости.
— О ком вы говорите? Кто этот человек?
— С вашего позволения, я говорю о себе. Посмотрите на меня хорошенько, господин Бела Имре! Мое имя Нандор Саас. Припоминаете? Это я написал на вас донос в сорок шестом, а потом не явился в трибунал, вызванный как свидетель.
Повернувшись к директору лицом, Саас на секунду включил в автомобиле внутреннее освещение.
— Ну что? Вы узнаете меня?
Имре отпрянул, пораженный.
— Да, это действительно вы...
— Значит, убедились. Вы не забыли, наверное, и о другом человеке. Его имя Роберт Хабер.
— В которого я якобы стрелял из автомата на месте казни? — Имре горько усмехнулся.
— Именно. Но он по сей день жив, здоров и вместе со мной готов в любое время подтвердить все то, в чем обвиняет вас Иштван Додек в своем последнем письме! Вот и посчитайте: три свидетеля, уличающих вас в кровавом преступлении. Вы военный преступник, Бела Имре, и вас не касается срок давности, вы это знаете. Три свидетеля против одного Балинта Роны — это достаточный перевес для суда. Ваш дружок может расписывать перед трибуналом ваши героические подвиги сколько ему угодно. Все дело в том, что в казарме в те дни, когда совершались расстрелы. Рона не присутствовал, и это факт.
— Но вас-то обоих тоже не было там!
— Это неважно. Разница в том, что Балинт Рона скажет правду, а мы с Хабером можем позволить себе некоторые лирические отступления. Чего только мы не видели и не пережили в те ужасные декабрьские ночи сорок четвертого в этой богом проклятой казарме!
Имре долго молчал. Саас тоже. «Пусть помучается», — решил он.
— Чего же вы от меня хотите? — проговорил наконец директор,
— Вашего согласия сотрудничать с нами. Вы человек значительный, пользуетесь доверием у руководящих лиц и высокопоставленных чиновников, директоров и министров, у вас хорошо налаженные связи с коллегами из других социалистических стран. Кроме того, ваш институт с приданным ему комбинатом сам ведет интересные и весьма секретные разработки. Вы понимаете, о чем речь, не правда ли?
— Еще бы! Я должен буду либо работать на вас, либо вы разоблачите меня, посадите в тюрьму и так далее...
— И кроме того, вы никогда не увидите больше вашу единственную дочь, она не вернется!
Имре схватил Сааса левой рукой за отворот пиджака и рванул к себе, а кулаком правой ударил его в лицо. Однако, прежде чем он успел повторить удар, дуло пистолета уперлось ему в живот.
Форстер, сидя в своей машине, отчетливо слышал звук удара и тотчас включил мотор, чтобы поспешить на выручку Саасу. Он не раз видел Белу Имре и знал, что этому плечистому и сильному мужчине не стоило большого труда разделаться с заплывшим жиром Саасом. Такой поворот событий грозил непредвиденными последствиями. Но его вмешательства все же не потребовалось.
— Негодяй! — послышался из динамика сдавленный голос Сааса. — Вы заплатите мне за это, и с большими процентами!
Форстер не мог, однако, видеть, как агент вытер платком кровь из углов разбитого рта, и, переложив пистолет в другую руку, повернул ключ зажигания.
— Я отвезу вас домой, Бела Имре. — Голос Сааса дрожал от ярости. — Некоторое время мы не будем встречаться лично. Но завтра до полудня я вам позвоню. В котором часу для вас удобнее?
Имре сидел, полузакрыв глаза, словно с ударом кулака иссякла его способность к сопротивлению.
— В одиннадцать, — пробормотал он.
— Хорошо, До моего звонка вы должны решить, согласны ли работать с нами. Подумайте о вашей дочери и о своей собственной судьбе.
Саас зажег фары, включил скорость и тронулся с места.
— Не вздумайте, между прочим, информировать о нашей встрече своего дружка-подполковника. На этот раз он уже не сможет вас выручить. Если дело пойдет в суд, у Роны хватит своих неприятностей. Его спросят, почему он дважды выгораживал и спасал от возмездия такого военного преступника, как вы. Его судьба, как видите, в какой-то мере тоже зависит от вашего решения. Во всяком случае, учтите: мы следим за каждым вашим шагом. За каждым! Я не шучу. Вы видели фотографии? Так вот, мы вездесущи, мы видим и слышим все.
Саас выехал на Сенвельдское шоссе и повернул в сторону Будапешта.
«Остин» Форстера следовал за ним.
Рона и оба его сотрудника вернулись в управление уже за полночь.
Клара, личный секретарь подполковника, уже знала о случившемся в лесной сторожке. Семнадцатый год она работала вместе с Роной. И хотя стала уже бабушкой, внешне почти не изменилась, оставаясь такой же стройной, даже хрупкой на вид, как в те годы, когда впервые переступила порог этого кабинета. А блеснувшие в ее темных волосах серебряные нити придавали лицу особую привлекательность.
— Благодарю вас, Клара, что вы здесь, — сказал Рона. За долгие годы совместной работы Клара стала для него незаменимой. И как помощница, и просто как человек рядом.
— Смерть Додека потрясла меня. — Клара с сочувствием посмотрела на начальника. — Его действительно убили?
Рона устало кивнул. Только теперь было заметно, как сильно подействовала на него эта неожиданная и нелепая, а потому особенно тяжкая кончина друга. За подполковника ответил Салаи:
— Пока очевидно одно: смерть товарища Додека — не самоубийство. Мне давно не приходилось видеть такой путаной и разноречивой картины на месте происшествия. По крайней мере, там, где человек якобы покончил с собой.
— Вы пока располагайтесь и отдохните. — Клара открыла дверь в кабинет. — А я сейчас принесу вам горячего кофе,
— Что, результатов технической экспертизы еще нет? — поинтересовался Рона.
— Не звонили. Но пока вы пьете кофе, я их потороплю, — успокоила его Клара.
Кути взял в ладони кофейную чашечку. Ночь с лесу выдалась холодная, тепло приятно разливалось по телу.
Рона нанял свое обычное место за рабочим столом, Салаи и Кути расположились напротив.
— Кларика, — смущенно поморгав глазами, сказал Салаи, — нет ли у вас случайно хлеба? Или чего-нибудь в этом роде? Печенье тоже сойдет. С обеда крошки не было во рту.
— Случайно найдется. Я принесла из дому хлеб, масло, колбасу, кусочек сыра и банку консервов. Сейчас сделаю сандвичи, потерпите немного.
Рона проглотил два-три куска и отложил сандвич.
— Работали профессионалы, это ясно, — сказал он вслух, продолжая свои мысли.
— Похоже. Какой-нибудь браконьер и просто грабитель не стал бы принуждать старика писать предсмертную записку, — с полным ртом отозвался Кути. Затем, спохватившись, проглотил еду и уже обычным служебным тоном добавил: — К шкафу и письменному столу они даже не прикоснулись, и другие вещи как будто на месте. Не взяли ничего.
— Деньги тоже, — напомнил Салаи. — Мы нашли под комодом восемьдесят тысяч форинтов. Все логично: если злоумышленники стремились создать видимость самоубийства, значит, все должно было сохраниться на своих местах.
— Пришли доктор Санто и товарищ Шашвари, — доложила Клара.
— Пригласите их войти и сделайте для них кофе, — сказал Рона.
Он пожал руки врачу и руководителю техников-криминалистов.
— Прошу садиться. Устали, наверное?
Доктор отмахнулся.
— Живу на втором дыхании.
— Именно так, товарищ подполковник, — подтвердил скороговоркой невысокого роста юркий и подвижный техник-криминалист.
— Тогда кто первый? — Рона поглядел на обоих.
— Если позволишь, начну я, — сказал врач и без вступления перешел к делу. — Вскрытие показало, что смерть Додека наступила всего за час-полтора до осмотра трупа. Извини. — Он смущенно кашлянул. — Это совпадает с моим первоначальным заключением на месте происшествия.