Молодой человек по-мальчишески смутился и возразил:
— Право, товарищ подполковник, вы чересчур. Ничего я такого особенного не сделал...
Имре прервал его:
— Ты! Сделал столько, что мы даже не знаем, как тебя благодарить!
— Все дело в том, — пояснил Пял Бекеш, — что Терике никак не хотела выходить за меня замуж. «До тех пор, — упорствовала она, — пока я не разберусь с одним делом в моей жизни». С каким именно, она говорить не хотела, как я ни упрашивал.
— Вот станет женой, заговорит без умолку! Еще пожалеешь! — махнул рукой умудренный опытом Салаи.
Бекеш ответил на дружеское предупреждение полуулыбкой и продолжал:
— Помучившись с год, я решил прекратить наши отношения. Какая может быть жизнь, если муж и жена не доверяют друг другу? Вот тогда-то меня и нашел товарищ Рона. Он многое мне открыл, и я почувствовал, что просто обязан помочь вызволить из беды Нору и ее мужа. Не только ради Тери. Салаи наклонился к уху Кути.
— Опять ты прошляпил, и на этот раз основательно, — с ехидцей прошептал он. — А ведь она тебе так нравилась!
— Что делать, если не везет! — с грустью ответил капитан.
— Ну, как ты, теперь доволен, дружище? — негромко спросил Имре у Роны. Они уединились в уголке.
— Нет, старина, недоволен, — ответил подполковник. — Я еще не рассчитался кое с кем за смерть Иштвана Додека.
— Но ведь Сааса уже нет в живых, а судьбы Форстера и Миллса предрешены?
— Мне нужно еще встретиться с Робертом Хабером. И в особенности с тем человеком, который замыслил всю эту операцию.
— Ты имеешь в виду «шефа»?
— Да, того, которого зовут Вильям Гордон Бенкс.
Об авторах
К началу 1945 года, когда война уже катилась к границам Германии, к победным сводкам с фронтов у нас уже привыкли. И поэтому сообщение Совинформбюро от 27 января все восприняли так, как будто ничего необычного в тот день не произошло.
«Войска 1-го Украинского фронта, — говорилось в том сообщении, — продолжая наступление, овладели городами Сосновец, Бендзин, Домброва Гурне, Челядзь и Мысловице — крупными центрами Домбровского угольного района, а также с боем заняли на территории Польши города Кобылин, Бояново, Освенцим...»
Вряд ли кому за пределами Польши были известны тогда названия тех городков. И конечно же, никто, даже поляки, проживавшие в той округе, не могли тогда в полной мере себе представить, чем вскоре станет в человеческой истории имя безвестного дотоле городка Освенцим.
К тому времени уже почти четыре года работала и публиковала страшные свои сообщения Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников. Уже обожгли совесть человечества неизгладимой печатью фашистского варварства Хатынь и Бабий Яр, Орадур и Лидице. И казалось, что страшнее того, что там было, уж и не придумаешь, что не может ниже пасть в своем зверстве существо, рожденное в мир человеком. Но оказалось — может. 27 января 1945 года это первыми узнали советские солдаты, освободившие оставшихся в живых узников гигантского концентрационного лагеря, созданного гитлеровцами неподалеку от маленького польского городка Освенцим.
О чудовищном конвейере смерти, искрошившем там не менее четырех миллионов человеческих жизней граждан Советского Союза и Польши, Франции и Бельгии, Голландии, Чехословакии, Югославии, Болгарии, Венгрии, Румынии и других стран, написано с той поры множество сообщений, докладов, статей и книг. Но первым было в начале мая 1945 года сообщение «О чудовищных преступлениях германского правительства в Освенциме».
Созданный в 1940 году по специальному приказу Гиммлера, этот концентрационный лагерь, — а точнее — система лагерей (их было там около 40) — стал чудовищным испытательным полигоном для осуществления задуманного гитлеровцами плана массового уничтожения граждан оккупированных стран Европы. Согласно плану «Ваннзее» предполагалось уничтожить 11 миллионов евреев. В плане «Ост» шла речь о ликвидации от 30 до 50 миллионов славян.
Масштабы создававшейся индустрии смерти были таковы, что у гитлеровцев возникали вполне обоснованные сомнения в технической возможности физического уничтожения столь огромных масс людей. И тогда к этому делу подключили «ученых». Они разрабатывали и тут же в концентрационных лагерях опробовали на живом человеческом материале разного рода методы. Начиная с тщательно продуманного способа укладки трупов для более быстрого и полного их сожжения и кончая стерилизацией и генетическими формами борьбы за резкое снижение численности так называемых «неполноценных народов Европы».
Освенцим, как и многие другие нацистские концентрационные лагеря в разных странах, был одновременно и лабораторией, где на живых людях проводились разного рода медицинские эксперименты и отрабатывались методики «выведения чистой арийской расы». Уже в первом сообщении Чрезвычайной комиссии говорилось, что медики в эсэсовских мундирах опробовали на узниках технику проведения операций на конечностях и в полости живота, стерилизацию методом рентгеновского облучения, привитие рака, искусственное поражение кожи, заражение малярией, переохлаждение и вызывание флегмон. Изучался эффект вливания в сердце человека фенола, проводились всевозможные опыты над детьми.
Среди тех, кто этим занимался, тот первый акт Чрезвычайной комиссии о злодеяниях в Освенциме трижды называет имя врача концлагеря Йозефа Менгеле.
В романе югославского писателя Душана Калича «Вкус пепла», предлагаемом читателям «Подвига», это имя упоминается лишь однажды, как бывшего «научного руководителя» работ молодого доктора Людвига Крауса. Но и этого уже достаточно для того, чтобы понять, что это был за «доктор», если он учился у Менгеле, лично отбиравшего в Освенциме заключенных для проведения опытов, своими руками убившего 200 и причастного к убийству двух тысяч узников.
Читая роман Душана Калича и задумываясь о секретах его мастерства, я ловил себя на мысли о том, что в писательстве вообще есть что-то от математики, где — помните? — «один пишем, три в уме». Случается, правда, иногда и наоборот, когда пишут больше, чем мыслей в уме. Но это плохие авторы. Чем лучше писатель, тем теснее у него словам и просторнее мыслям.
Что, собственно, происходит в романе Душана Калича? Не боясь остудить интерес читателя к прочтению книги, можно сказать об этом совсем коротко, буквально в одной фразе: «Освобожденные весной сорок пятого года узники одного из фашистских концлагерей пытаются разыскать бежавшего врача-изувера, проводившего над ними секретные медицинские эксперименты». Что это были за опыты? Об этом писатель умалчивает. Так же, как практически ничего не говорит он нам и о том, что было с его героями в лагере до его освобождения.
А уж кому-кому, а Душану Каличу есть что рассказать об этом. И не понаслышке. Мальчишкой вступив в Союз коммунистической молодежи Югославии, он с оружием в руках боролся с гитлеровцами в рядах партизан. Был схвачен и три года провел в нацистском концентрационном лагере Маутхаузен, где за спиной у каждого узника каждый день ходила смерть. Калич был одним из тех, кому там было опаснее и тяжелее, чем всем другим, хотя казалось, что тяжелей уж некуда — Душан был участником подполья лагерного Сопротивления и каждый день балансировал у той роковой черты, за которой просто расстрел люди уже почитали за награду.
Но все это, частично выплеснувшееся ранее в его рассказах и романах «Обитель мрака» и «Возвращение в рай», Д. Калич оставляет за пределами книги «Вкус пепла». Я вообще замечал, что чем больше и ближе знает человек леденящие душу подробности, тем меньше бывает у него охоты рассказывать об этом другим. Потому-то, наверное, и роман Калича начинается неброско, с сообщения о том, что была победная весна 1945 года и узники гитлеровского концлагеря на территории Австрии обрели свободу.