В комнату вошел старшина.
— Нервничает? — шепнул он Русову. — Может врача вызвать?
— Врача не надо, — сказал Алексей и заметил, что Лещева притихла, прислушивается к разговору. — Вызовите мужа, Петра Шорца, — продолжал он, подмигнув старшине.
Лещева приподняла голову, утерла лицо и искоса взглянула на Русова.
— Зачем Петра?
— Чтобы успокоил свою благоверную.
— А он здесь? Привезли его?
«Эка разбирает тебя любопытство», — с насмешкой подумал Алексей.
Нетрудно догадаться, почему Лещева сразу забыла об истерике, как только услышала имя Петра. Она увидела возможность выведать, чем располагает следствие. Заманчивая штука!
— Поднимайтесь, Анна Ивановна, занавес закрыт, спектакль окончен. Товарищ старшина, позовите понятых.
Обыск в пустой квартире не представляет ничего сложного — все на виду. Самое главное — внимательно осмотреть личные вещи Лещевой. Алексей надеялся, что в ее чемодане найдет что-нибудь из белья или верхней одежды Малининой. Но, к сожалению, надежды не оправдались. Никаких дополнительных улик заполучить не удалось.
Алексей дописывал протокол, когда подошел старшина и тихонько доложил:
— Там женщина пыталась войти. Задержали.
— Проводите ее сюда, — распорядился Русов.
Она стремительно вошла в ярком васильковом платье, с объемистой хозяйственной сумкой в руке, остановилась посредине комнаты и вопросительно-возмущенно смотрела на всех большими голубыми глазами.
— Что здесь происходит? Что случилось?
— Ничего, Тося. Меня хотят забрать, но это недоразумение, — поспешно ответила Лещева.
— А вы помолчите! — одернул Лещеву Русов и строго обратился к вошедшей: — Ваша фамилия?
— Лукимова.
— Значит, основная квартиросъемщица? Побудьте, пожалуйста, здесь.
Но Лукимова вдруг взбунтовалась, заговорила зло, с вызовом:
— Что она вам сделала? Что? По какому праву забираете? Это незаконно, настоящий произвол!
Она смотрела на Русова, как на заклятого врага. Этой круглой, полногрудой, с розовыми щеками и небесного цвета глазами женщине явно не шло хмуриться и гневаться.
Обыск подходил к концу. Лещева все это время стояла молча, прислонившись к косяку окна и, казалось, совершенно спокойно, даже с некоторым безразличием смотрела на происходящее. Но когда Алексей склонялся над протоколом, то несколько раз ловил на себе ее пристальный взгляд. «Приглядывается ко мне, слабинку ищет», — подумал он.
Оформление протокола было окончено, понятые подписались и ушли. Пора ехать. Но тут Лещева заявила:
— Никуда я не поеду! И так опозорили перед людьми. Перерыли все шмутки, а что нашли? Не поеду!
— Анна Ивановна, вы опоздали. Я уже говорил, что комедия окончена и не к чему снова входить в роль.
— Не поеду. Вы не имеете права! Вызовите прокурора!
Алексей усмехнулся: прием не новый.
— Товарищ старшина, в случае чего, свяжите эту дамочку и отнесите в машину, — проговорил он, не повышая голоса, и пошел к двери.
Через несколько минут за ним вместе со старшиной без какого-либо сопротивления вышла и Лещева. Ее добровольно вызвалась сопровождать Лукимова. Алексей разрешил: ведь ее тоже нужно допросить. Они поднялись в фургон и сели на скамью рядом с милиционером.
Так и запишем
Лукимову Алексей пригласил в кабинет сразу же, как только вошли в райотдел милиции. Она по-прежнему глядела отчужденно и на предложенный стул присела неохотно, нахохлившись.
На первые вопросы отвечала дерзко, с нотками раздражения и весьма кратко. Немало стоило труда выяснить, что она с детства живет в Волгограде, около десяти лет работала медицинской сестрой, была замужем, но муж оказался пьяницей и дебоширом. Четыре года назад его посадили за кражу, и она оформила развод. Детей, как говорится, бог не дал.
С Лещевой Лукимова встретилась в поликлинике, и они сговорились вместе ехать в Воркуту.
— Зачем? — допытывался Алексей.
— Что же, запрещено? — дернула плечами Лукимова. — Не мы одни едем...
— А вы откровеннее. Скажите, что Анна Ивановна обещала выдать вас замуж.
— Это вас не касается! — вспыхнула Лукимова.