— Ничего, сейчас разберем, — подбодрил Алексей. — Учительницу похоронили в июле, потом пришел август, а за неделю до похорон летчика ночью шел сильный дождь. Здесь после дождя могилы в порядке были?
Старик смотрел в землю, опершись локтями о колени, курил и сосредоточенно вспоминал, нахмурив лохматые серебристо-медные брови. Потом поднялся, вдавил в землю каблуком недокуренную папиросу и, сгорбив широкую спину, зашагал к прошлогодним могилам. Подошел, остановился, поглядел вокруг, сделал три шага в сторону и указал пальцем:
— Вот эта. Провалилась, окаянная, почему-то. И земля вокруг разбросана была. Вроде накануне, когда похоронили, все подчистую убрали. Пришлось поправлять.
Алексей подошел, посмотрел на могильный холмик.
— Пойдемте в сторожку, Прокопий Гурьянович, надо записать кое-что.
...На кладбище Алексей вернулся во второй половине дня с постановлением прокурора на частичное вскрытие могил. Его сопровождали судебно-медицинский эксперт, участковый уполномоченный и двое рабочих с лопатами.
— Копайте здесь, — подвел их Алексей к могиле, на которую указал сторож.
Рабочие дружно взялись за дело. Сухой песчаный грунт поддавался легко. Алексей стоял рядом и наблюдал за работой. Вот срезали холмик, потом начали углубляться, сперва на штык, потом на второй.
— Осторожно копайте, — предупредил Алексей и отошел.
У Русова есть такая слабость: он не переносит трупного запаха. Не раз ему приходилось заниматься делами об убийствах, но как только требовалось идти в морг для осмотра трупа, Алексей находил десяток причин отказаться, умолял товарищей сходить за него, требовал в конце концов считаться с его натурой. Вот и теперь он не мог справиться с неприятным ощущением.
— Тут что-то есть, — услышал Алексей голос рабочего.
— Стойте! — приказал он. — Не спешите.
Все бросились к могиле. Русову самому хотелось подойти, но пересилить себя он не смог. Впрочем, делать ему здесь было больше нечего. Он был убежден, что это останки Веры Малининой.
Через несколько часов эти предположения подтвердила экспертиза.
Вот и окончено дело, тайна исчезновения Веры Малининой раскрыта. Предстояло в последний раз допросить Лещеву.
Но особенно Русова волновала предстоящая встреча с Екатериной Петровной. Он понимал, каким тяжелым ударом будет для нее известие об убийстве дочери. Алексей послал за ней машину, а сам позвонил в скорую помощь и попросил, чтобы были начеку.
Старушка вошла в кабинет не одна. За руку она держала мальчугана, чисто одетого, аккуратно причесанного. Алексей догадался, что это сын Веры.
— Садитесь, Екатерина Петровна, я сейчас... — и позвонил дежурному, чтобы тот пришел в кабинет.
Екатерина Петровна присела на край стула, всем телом подавшись вперед, и неотрывно смотрела на Русова, смотрела тревожно, вопрошающе.
Алексей вышел из-за стола, опустился на корточки.
— Ну, здравствуй, — протянул он руку малышу, — как звать-то? Витей?
Мальчик сперва потупился, потом покосился на руку и вдруг шлепнул по ладони, засмеялся.
Алексей, разговаривая с ним, мягко улыбался, а у самого в груди что-то сдавило, першило в горле.
Вошел старшина Брагин.
— А дяденьку милиционера не боишься? — продолжал Алексей разговор с мальчуганом. — Не бойся. Он у нас добрый. Смотри, какие пуговицы блестящие. У него и свисток есть.
Брагин наклонился, взял мальчугана на руки, дал ему свисток, и тут же звонкая трель резанула уши.
Как только старшина вышел с Витей, Екатерина Петровна поспешно поднялась и шагнула к Русову.
— Где Вера? Что с нею? Ради бога, не тяните. Уж лучше сразу. Я ко всему готова.
Голос ее дрожал, а глаза так умоляюще смотрели на Алексея, что он без предисловий сказал:
— Нет Веры в живых.
Екатерина Петровна несколько секунд смотрела на Алексея, как бы не понимая смысла сказанного, потом лицо ее, маленькое, морщинистое, еще сильнее сморщилось, она закрыла его ладонями и опустилась на стул, сгорбилась, съежилась, словно ожидала удара.
Алексей не спускал с нее глаз и отрывисто рассказал, как все произошло, а когда умолк, в кабинете наступила такая тишина, что было слышно, как где-то на окне билась о стекло глупая муха.
Наконец, старушка встрепенулась, отняла руки от лица, прижала их к груди и подняла на Алексея сухие выплаканные глаза.
— Где же она? Похоронить бы надо...
У нее еще хватило сил позаботиться о похоронах дочери!
Сразу же после разговора с Екатериной Петровной допрашивать Лещеву Русов не мог. Только под вечер он отправился на допрос.