«Выправить новый паспорт».
— Я вам не «барышня», а товарищ младший милиционер, — сердито поправила Федорова обладателя каракулевой шапки и протянула ему анкету. — Заполните и приходите через два дня.
Гражданин с анкетой сел за стол и старательно заполнил все графы. В графе «возраст» он жирно вывел «50 лет».
Спустя несколько дней гражданин в каракулевой шапочке стоял перед столом делопроизводителя в Царицынской губернской комиссии по борьбе с трудовым дезертирством и, протягивая новенькую паспортную книжку с вложенной в нее повесткой о трудовой мобилизации, скороговоркой подобострастно доказывал:
— Повесточку мне, извольте посмотреть, по ошибочке выписали. Пятьдесят мне стукнуло еще на троицу. Стало быть, я не подпадаю под закон о трудовой мобилизации. Там, если помните, сказано: «...привлечь к обязательной трудповинности граждан в возрасте до 50 лет исключительно». А мне, извольте заглянуть в документик, — 50 лет. Покорнейше прошу выдать справочку об освобождении меня от трудмобилизации по преклонности лет.
Делопроизводитель посмотрел на розовое, пышущее здоровьем лицо просителя, поморщился и положил перед собой списки граждан Царицына, подлежащих трудовой мобилизации.
— Фамилия? — коротко спросил он.
Гражданин угодливо перегнулся.
— Мошкин, Григорий Иванович. На «мэ» ищите.
Делопроизводитель отыскал в списке Мошкина Г. И.
Против его фамилии в графе «возраст» стояло «45 лет». Делопроизводитель с недоумением посмотрел на паспорт, на розовощекую личность в каракулевой шапке, на запись в списке.
— Сюда, позвольте заметить, — гражданин Мошкин указал на списки, — досадная описочка вкралась...
Делопроизводитель вздохнул и выписал «отставное свидетельство».
Царицынский Совет решил мобилизовать, привлечь к труду паразитические элементы, заставить их принять участие в восстановлении разрушенного войной хозяйства и предприятий города.
Но бывший владелец крупной пекарни Мошкин получил законное освобождение от трудповинности.
Когда он откланялся, делопроизводитель, которого не оставляли сомнения насчет возраста Мошкина, прошел в кабинет председателя губернской комиссии по борьбе с трудовым дезертирством Трушева и рассказал ему о своих сомнениях. Отпустив его, Трушев позвонил Карлу Каспаровичу Поге, недавно назначенному председателем губЧК.
— Может, и не стоило беспокоить вас из-за этого Мошкина, — сказал он в заключение. — Но не скрывается ли за этим недоразумением что-нибудь другое?
— Я пришлю к вам чекиста с ордером на обыск у гражданина Мошкина, — раздался голос Поги в телефонной трубке. — Посмотрите, что он представляет из себя. Ну, а если ваши подозрения не подтвердятся, извинитесь перед ним. Куда ни шло.
В Царицыне свирепствовал голод. Трудовой люд тяжело переживал это бедствие. Советская власть, напрягая последние силы, старалась помочь голодающим, но средств для этого было мало. И росла дороговизна, обесценивались деньги. На рынке за пуд ржаной муки требовали 300 тысяч рублей.
Однако Мошкин не испытывал лишений. Советская власть национализировала его пекарню, но Мошкину удалось припрятать капиталы и драгоценности. И жил он по-прежнему на широкую ногу. Получив освобождение от трудмобилизации, Мошкин затеял свадьбу. Овдовел он несколько лет назад и теперь сосватал молодую невесту. Его прислуга с ног сбилась, готовя свадебный стол. В разгар этих хлопот к Мошкину и пожаловали нежданные гости.
Пришел сам Трушев в сопровождении чекиста, участкового инспектора и двух понятых.
— Чем могу быть полезен? — встревоженно спросил бывший владелец пекарни, пропуская гостей в богато обставленную гостиную.
— Разрешите произвести у вас обыск, — без лишних слов предъявил чекист ордер.
Целью обыска был старый паспорт. Мошкин и не подозревал о столь незначительной, на его взгляд, причине визита представителей власти. И старый «утерянный» паспорт быстро обнаружился в одной из книг в шкафу. Потребовали у хозяина новый паспорт и, раскрыв оба паспорта, рядышком поднесли к завлажневшим вдруг глазам Мошкина. Старый паспорт свидетельствовал, что бывший владелец пекарни на пять лет моложе и, стало быть, самый заурядный мошенник.
Мошкин так и намеревался держать два паспорта: новый — для власти в виде «охранной грамоты» от трудовой мобилизации, старый — для невесты, чтобы выглядеть в ее глазах бравым молодцом. Теперь он понял, что его ждут крупные неприятности, и решил как-то выкрутиться из щекотливого положения.
Но как? Пуститься в объяснения? Или умилостивить? Последнее, пожалуй, вернее. В прошлом Мошкину не раз удавалось откупаться от блюстителей закона и выходить сухим из воды. Он изобразил на лице виноватую улыбку.
— Давайте забудем этот инцидент. Вот возьмите. Здесь ровно сто тысяч. — Мошкин протянул Трушеву толстую пачку денег.
Трушев переглянулся с чекистом и взял деньги.
— Ровно сто? Считать не надо? — громко спросил он, чтобы слышали понятые и милиционер.
— Тсс! Как одна копейка, — приглушенно подтвердил хозяин, оглянувшись на отвлекшихся чем-то свидетелей. — Не откажите и вы принять от меня подарочек, — сунул он чекисту пачку поменьше. — Вам семьдесят. Надеюсь, вас устроит такая сумма?
— Вполне, — согласился чекист и опустил взятку в карман. — А теперь одевайтесь, на улице — декабрь.
— Куда? — растерянно спросил хозяин.
— В ЧК — за взятку и за мошенничество, — холодно объявил чекист.
Понятые, разобравшись, наконец, в чем дело, засмеялись и, окружив незадачливого взяткодателя, вывели его на улицу.
Мошкина посадили в тюрьму. Через несколько дней, перед новым 1922 годом, его судили. Судья приговорил мошенника к штрафу в сумме 5 миллионов рублей в пользу голодающих.
Свадьба расстроилась. Неожиданно обедневший бывший владелец пекарни взял в руки лом и в компании себе подобных под присмотром милиционера принялся выдалбливать на Волге вмерзшие в лед бревна, которые затем распиливали на дрова, отапливая ими в ту холодную зиму школы и детские приюты.
М. КОНОНЕНКО, В. ИВАНИЛОВ, В. СКВОРЦОВ
ГЕРОИ НЕ УМИРАЮТ
В длинных, просторных помещениях властвует тишина. Люди в синих халатах бережно и бесшумно проносят какие-то папки, свертки. Большие полки в несколько ярусов заполнены ими до отказа.
...Архив... Бумаги, подшивки, рукописи, и документы первых лет Советской власти... С каким-то душевным трепетом всматриваемся в эти подчас плохо сохранившиеся документы с записями на неиспользованных бланках царских канцелярий, на грубой оберточной бумаге.
Царицынский уезд в двадцатых годах входил в состав Саратовской губернии. Поэтому многие документы оказались в Саратовском архиве, сохранились там.
Осторожно перелистываем аккуратно пронумерованные листки дел. С пожелтевших от времени страниц перед нами, словно живые, встают люди, события, факты, тревожные и опасные будни работников царицынской милиции. Как много здесь интереснейших материалов! Не только содержание, но и стиль изложения отдельных документов подчеркивают трудности, суровость того времени...
Полон глубокого смысла приказ № 1 по губернскому отделу управления советской рабоче-крестьянской милиции от 16 июня 1919 года. Вот его текст:
«Переживает тяжелый момент в настоящее время наш Революционный Красный Царицын, когда враг стучит у ворот города, который в четвертый раз злит зубы кадетским бандам. В то же время наши товарищи красноармейцы проливают на фронте кровь и, не дорожа своей жизнью, защищают революционный город. Но нам, товарищи милиционеры, будет стыдно, если мы не будем исполнять свой гражданский долг, возложенный на нас РСФСР, т. е. нужно следить за внутренним порядком города, задерживать подлых трусов, бежавших с фронта, вместе с тем и самовольно отлучившихся милиционеров. А если потребуется для Красного Царицына, мы, как один, должны выступить при первом вызове на борьбу с кадетскими бандами и показать примером, что мы, милиционеры, умеем не только охранять внутренний порядок в городе, но и умеем защищать его».