— Копайте здесь, — подвел их Алексей к могиле, на которую указал сторож.
Рабочие дружно взялись за дело. Сухой песчаный грунт поддавался легко. Алексей стоял рядом и наблюдал за работой. Вот срезали холмик, потом начали углубляться, сперва на штык, потом на второй.
— Осторожно копайте, — предупредил Алексей и отошел.
У Русова есть такая слабость: он не переносит трупного запаха. Не раз ему приходилось заниматься делами об убийствах, но как только требовалось идти в морг для осмотра трупа, Алексей находил десяток причин отказаться, умолял товарищей сходить за него, требовал в конце концов считаться с его натурой. Вот и теперь он не мог справиться с неприятным ощущением.
— Тут что-то есть, — услышал Алексей голос рабочего.
— Стойте! — приказал он. — Не спешите.
Все бросились к могиле. Русову самому хотелось подойти, но пересилить себя он не смог. Впрочем, делать ему здесь было больше нечего. Он был убежден, что это останки Веры Малининой.
Через несколько часов эти предположения подтвердила экспертиза.
Вот и окончено дело, тайна исчезновения Веры Малининой раскрыта. Предстояло в последний раз допросить Лещеву.
Но особенно Русова волновала предстоящая встреча с Екатериной Петровной. Он понимал, каким тяжелым ударом будет для нее известие об убийстве дочери. Алексей послал за ней машину, а сам позвонил в скорую помощь и попросил, чтобы были начеку.
Старушка вошла в кабинет не одна. За руку она держала мальчугана, чисто одетого, аккуратно причесанного. Алексей догадался, что это сын Веры.
— Садитесь, Екатерина Петровна, я сейчас... — и позвонил дежурному, чтобы тот пришел в кабинет.
Екатерина Петровна присела на край стула, всем телом подавшись вперед, и неотрывно смотрела на Русова, смотрела тревожно, вопрошающе.
Алексей вышел из-за стола, опустился на корточки.
— Ну, здравствуй, — протянул он руку малышу, — как звать-то? Витей?
Мальчик сперва потупился, потом покосился на руку и вдруг шлепнул по ладони, засмеялся.
Алексей, разговаривая с ним, мягко улыбался, а у самого в груди что-то сдавило, першило в горле.
Вошел старшина Брагин.
— А дяденьку милиционера не боишься? — продолжал Алексей разговор с мальчуганом. — Не бойся. Он у нас добрый. Смотри, какие пуговицы блестящие. У него и свисток есть.
Брагин наклонился, взял мальчугана на руки, дал ему свисток, и тут же звонкая трель резанула уши.
Как только старшина вышел с Витей, Екатерина Петровна поспешно поднялась и шагнула к Русову.
— Где Вера? Что с нею? Ради бога, не тяните. Уж лучше сразу. Я ко всему готова.
Голос ее дрожал, а глаза так умоляюще смотрели на Алексея, что он без предисловий сказал:
— Нет Веры в живых.
Екатерина Петровна несколько секунд смотрела на Алексея, как бы не понимая смысла сказанного, потом лицо ее, маленькое, морщинистое, еще сильнее сморщилось, она закрыла его ладонями и опустилась на стул, сгорбилась, съежилась, словно ожидала удара.
Алексей не спускал с нее глаз и отрывисто рассказал, как все произошло, а когда умолк, в кабинете наступила такая тишина, что было слышно, как где-то на окне билась о стекло глупая муха.
Наконец, старушка встрепенулась, отняла руки от лица, прижала их к груди и подняла на Алексея сухие выплаканные глаза.
— Где же она? Похоронить бы надо...
У нее еще хватило сил позаботиться о похоронах дочери!
Сразу же после разговора с Екатериной Петровной допрашивать Лещеву Русов не мог. Только под вечер он отправился на допрос.
— Гражданин начальник, сколько же можно держать под следствием?! Что это такое?! — заговорила возмущенно Лещева, переступив порог.
— Садитесь. И запомните, вопросы задаю я. Подчеркнуто официальный тон обескуражил Лещеву, она тут же села, глядя на Русова настороженно.
— Но я же призналась во всем, что вы еще хотите?
— Повторяю, вопросы задаю я и потрудитесь отвечать на них. Где вы оставили Малинину?
— Я уже говорила, что в Москве, у тети Поли.
— Это неправда. Малинина из Сыртагорска не выезжала.
Этими словами Алексей будто пригвоздил Лещеву к столу. Она смотрела на него, еще не веря, что это конец.
— Выдумки! У вас нет доказательств! — заговорила она зло, вскинув руку, как бы обороняясь. — Кто вам мог набрехать, когда она со мною ехала?! Есть свидетели! Они все скажут.
— Ведите себя как положено! Будете говорить правду или нет?
— Я уже все сказала, и нечего мне больше говорить!
— Тогда полюбуйтесь: вот ее останки, — и Алексей бросил на стол несколько фотографий.
Лещева поспешно схватила их. Лицо ее побелело и вытянулось. Она часто дышала, словно загнанное животное.
— Это не она! — крикнула Лещева и отшвырнула снимки, будто они обжигали ей руки.
— Не стану доказывать того, что превосходно сделал судмедэксперт. Напомню об одном: у Малининой на нижней челюсти слева на одном зубе была металлическая коронка. Помните? Вот она, — и Алексей показал на снимке. — А Верина мать припомнила, что еще один зуб был запломбирован. Вот он. Все точно. Что вы теперь скажете? Может быть, вам дать бумагу, напишете показания собственноручно?
Лещева сидела неподвижно, но глаза ее метались, будто сосредоточенно искали чего-то.
— Ничего я не буду писать! И говорить ничего не буду! И не ждите!
— Спокойно. Я не настаиваю. Сам могу все рассказать. Слушайте. Вопрос о поездке вами был решен заранее. Вечером 31 августа вы с Верой поехали к ее матери Екатерине Петровне, попрощались, потом забрали вещи и отправились на вокзал. Так? Там сдали вещи в камеру хранения, поскольку поезд отходит в четыре утра, и пошли на кладбище, несмотря на проливной дождь. Надо же было взять землицы с трех могилок, из-под трех кореньев, чтобы приколдовать жениха. Вы же собирались выдать Веру замуж за Николая. На кладбище вы завели ее в тот дальний угол, где большие сосны, завязали ей глаза и велели брать землицу. А когда она опустилась на колени, вы достали из бурьяна топор, заранее припасенный, и ударили Веру по голове. Тут же у вас и лопата была спрятана. Копать в новом месте вы не рискнули, вызовет подозрение, и вы выкопали яму на свежей могиле в восьми метрах от места убийства. Вы спешили, нервничали, яму вырыли небольшую, затем бросили туда же топор и засыпали. Лопату отнесли к забору и засунули в куст боярышника. У вас в руках осталась только Верина сумочка, в которой были все ее деньги, документы, в том числе свидетельство об окончании фельдшерско-акушерской школы и квитанция на багаж. По ней вы получили на станции чемодан Веры, взяли свои вещи и — на поезд. За ночь дождь смыл следы убийства, и исчезновение Малининой обеспокоило только ее мать, и то спустя много времени, когда пришло письмо, отправленное вами через Приходько из Воркуты.
Лещева слушала все это с выражением застывшего ужаса на лице. Призрак смерти стоял у нее перед глазами, хотя смотрела она округлившимися глазами на Русова. Грудь ее бурно вздымалась от частого и нервного дыхания.
Когда Алексей кончил рассказывать, она закрыла лицо руками, всхлипнула и уронила голову на колени. Он подумал, что сейчас услышит слова искреннего раскаяния. Но Лещева вдруг вскинула голову, лицо ее исказилось злобой, глаза сверкнули яростью, и она заговорила хрипло, злобно:
— Не дождетесь, не дождетесь от меня признаний! Я ничего не скажу!
— Ну что ж, не буду настаивать на признании, ваша виновность и без того доказана. Высшая мера вам обеспечена...
На следующее утро Алексей с двумя толстенными томами под мышкой вошел в кабинет начальника горотдела.
Пока подполковник Миленький читал, Алексей сидел у приставного столика, немного усталый, расслабленный, наблюдая, как у подполковника при чтении медленно поднимаются вверх вечно нахмуренные брови, размягчаются складки на суровом лице. «Доволен», — тепло подумал Алексей.