Лысеющий, пятидесятилетний генерал оставлял весьма приятное впечатление
— наотрез отказывался селиться в одноместных лоюксовых апартаментах, уповая на тамошнюю скуку; в общении был предельно прост; моралями не докучал, лишь однажды с укоризненной иронией поддев молодого майора по поводу многодневной щетины на лице. Человеком Сергей Николаевич Серебряков слыл довольно мягким, предпочитавшим в руководстве одной из ответственных структур ФСБ строить отношения с подчиненными на основе доверия и уважения личности. Потому, видать и к Константину — кавалеру многих боевых орденов, относился с доброй обходительностью. Когда к нему заглядывала здешняя всеобщая любимица — красавица и умница Эвелина, генерал понимающе улыбался, сгребал с прикроватной тумбочки три сотовых телефона и куда-то удалялся, шутливо объясняя, что пора, дескать, заняться делом — провести «селекторное совещание».
Девушка присаживалась на краешек Костиной кровати, тот брал ее руку, и они забывали обо всем на свете. С любовью глядя друг на друга, о чем-то тихо разговаривали или, опасливо озираясь на дверь, украдкой целовались… Отношения меж ними, с момента переезда майора из госпиталя в клинику НИИ, развивались стремительно — скоро оба уж не сомневались в символичности той встречи под пулями на высоком склоне; в глубине пришедших неистовых, искренних чувств. Да и не мыслил каждый из двоих рядом с собою никого другого…
Константин неоднократно порывался покинуть клинику — к сему дню наловчился перемещаться с палочкой и совершенно не чувствовал себя больным. Искалеченную осколком голень профессор с ассистировавшей и помогавшей ему Эвелиной заново и скрупулезно собрали по кусочкам. Косточки надежно срослись; от опухоли не осталось и следа; изнурительные боли позабылись. Пожилой с колоритной внешностью профессор, частенько отпускал его на денёк развеяться, отдохнуть от больничного однообразия, а Петровская при этом всякий раз упрашивала ученого мужа продлить короткие каникулы до следующего утра… Пряча в обвислые пшеничные усы добрую улыбку и искренне радуясь выбору своей любимой ученицы, тот соглашался, однако все чаще настойчиво намекал на необходимость последнего хирургического вмешательства для «окончательного — пластического исправления травмы» майора спецназа. Майор же к его словам поначалу всерьез не относился, и без того радуясь почти полному выздоровлению. Он намеревался взять отпуск; в канун встречи Нового Года предложить ненаглядной Эвелине руку и сердце, а коли не откажет — отправиться с ней в свадебное путешествие на какой-нибудь черноморский курорт. «А уж там и о палочке позабуду», — наивно полагал Константин. Но мудрый светила от хирургии как-то в разговоре вскользь посоветовал попытать счастья и попробовать вместе с остальными спецназовцами пройти ту комиссию, что раз в год досконально проверяла состояние здоровье всех сотрудников «Шторма». Яровой рискнул и… заполучил весьма неутешительный вердикт: «Ограниченно годен к нестроевой службе». Подобное заключение, сулившее перспективу штатного преподавателя одной из заурядных спецназовских дисциплин, его абсолютно не устраивало. Потому-то и пришлось задержаться до конца года в палате хирургического отделения и безропотно путешествовать по его коридорам для очередного снимка, да детальных осмотров правой ноги перед решающей операцией…
— Вот и пройдена еще одна вешка в году, — сызнова напомнил генерал о стремительно летевшем времени, все так же глядя в окно, за которым серой, непрозрачной мглою угасал пасмурный декабрьский денек.
— Вы о прошедшей осени, Сергей Николаевич? — спросил майор, оторвавшись от книги.
— Нет, Костя, — медленно покачал тот лысеющей седой головой, — в моей жизни иные рубежи — позаковыристей…
Молодой человек внимательно посмотрел на соседа, но тревожить расспросами не стал — знал, ежели Серебряков пребывает в надлежащем настроении, то непременно обо всем расскажет сам.
— Выборы прошли в Чечне, вот я о чем, — пояснил генерал ФСБ, поднимаясь с постели и включая здоровой рукой в палате свет. — Хорошо прошли — без эксцессов и согласно разработанному нами, а не сепаратистами плану.
— Многие полагали, что приемником станет сын убитого президента, — отозвался Константин, закладывая страничку и захлопывая книгу.
Пожилой человек улыбнулся, как улыбаются те, кто знает несравнимо больше случайных собеседников. Усаживаясь на прежнее место, поправил перевязь, поддерживающую левую руку, и водрузил на нос очки. Тут же снова их снял и, зажав между коленями, принялся протирать платком линзы. Немного помолчав, начал издалека:
— Ну а каково, Константин Евгеньевич, мнение /многих/ о перспективах окончания чеченской войны?
— Болото, — поморщился тот, — словно в гиблую топь влезли. Вперед идти — банды в горах добивать — приказа нет; к отступлению вроде тоже пути отрезаны.
— Как так?! А успехи, о которых регулярно докладывают Президенту? — искусственно подивился сосед.
Майор глянул на него так, словно пытался понять: всерьез он интересуется его мнением или разыгрывает.
— С сопротивлением регулярных сил армии Ичкерии было покончено к весне двухтысячного года, — все ж решился он высказать свою основательную и выстраданную войной точку зрения. — Но разработанный Масхадовым план обороны республики, опиравшийся на «направления фронтов» — организованные по территориальному принципу подразделения, ведущие партизанскую войну, продолжает действовать и поныне. Именно эта система и сделала чеченскую оборону столь живучей — на место одних уничтоженных боевиков тут же заступают новые.