Мартынъ Галеркинъ толкался по Лондону, стоялъ передъ витринами громадныхъ магазиновъ бѣлья и платья. Толпа сновала кругомъ и было видно, какъ она одѣта. Галеркинъ былъ въ ней пятномъ. Онъ попадалъ и въ рабочiе кварталы, и публика видѣла англiйскихъ рабочихъ, о комъ ей говорили, что они съ голода умираютъ и живутъ много хуже совѣтскихъ. Наконецъ, какой то не то англичанинъ, не то Русскiй эмигрантъ, — это было неясно въ фильмѣ, принялъ участiе въ Галеркинѣ, снабдилъ его англiйскими фунтами и узналъ для него, что «Украина» ушла во Францiю и потомъ должна пойти въ Италiю. Онъ научилъ Галеркина, какъ ему догонять свой совѣтскiй пароходъ.
Галеркинъ пустился въ свободное путешествiе. На экранѣ появились чистые, красивые пароходы, совершающiе рейсы между Дувромъ и Калэ, прекрасный Парижскiй поѣздъ и, наконецъ, Парижъ во всемъ его великолѣпiи. Публика видѣла толчею автомобилей у площади Оперы, городового со свисткомъ останавливающаго движенiе для прохода нарядной толпы пѣшеходовъ. Въ этой толпѣ, какъ завороженный шагалъ въ своей грязной толстовкѣ и въ небрежно намотанномъ на шею шарфѣ Галеркинъ. Онъ всему теперь удивлялся, но не менѣе его удивлялась тому, что видѣла, и публика.
Галеркинъ пришелъ къ заключенiю, что ему тоже нужно купить «буржуазный» костюмъ. Онъ свободно мѣняетъ фунты на франки.
— Это тебѣ не совѣтскiй червонецъ, — съ горькой иронiей восклицаетъ онъ.
Въ магазинѣ онъ мѣряетъ платье.
— И какъ это у нихъ, граждане, все просто. Никакихъ тебѣ квитковъ, или профкарточекъ, никакихъ тебѣ очередей. Въ полчаса такъ обрядили, что подошелъ къ зеркалу и себя не узналъ: — чисто буржуй мериканскiй.
Нордековъ видѣлъ изображенiе на экранѣ магазина «Самаритэнъ», заваленнаго товарами, платьями, пальто, галстухами, воротничками, рубашками, матерiями, кружевами, башмаками, чулками, мужскими и дамскими шляпами, его громадный базаръ на улицѣ въ толчеѣ сытаго и празднаго народа и видно народа небогатаго, простого, рабочихъ и ремесленниковъ.
— Глянь, братокъ, — прошепталъ сзади Нордекова какой то молодой человѣкъ, — товаровъ то навалено и никто ничего не сопретъ … Удивительно какая это буржуазная, значитъ, культура …
Нордековъ оглянулся на говорившаго. Тотъ жадными глазами уставился на экранъ. Въ темнотѣ его глаза блистали.
Когда Галеркинъ примѣрялъ и получалъ костюмъ, сосѣдъ Нордекова сказалъ:
— Однако просто у нихъ, какъ у насъ въ довоенное время у Эсдерса или у Мандля.
Галеркинъ попадалъ на пищевой рынокъ Парижа.
Раннее утро. Громадные возы, запряженные тройками и четвериками слоноподобныхъ лошадей, холеныхъ и красивыхъ въ ихъ тяжелыхъ окованныхъ мѣдью хомутахъ, подвозили горы цвѣтной капусты, мясныя туши, раздѣланныхъ свиней, корзины съ рыбой. Между кими проѣзжали грузовики, везли зелень, цвѣты, хлѣба, фрукты … Носильщики не успѣвали сгружать. Народъ сновалъ кругомъ. Торгъ шелъ во всю.
Глухой гулъ голосовъ шелъ по театру. Видѣнная, непридуманная правда била въ глаза своимъ страшнымъ контрастомъ буржуазнаго изобилiя передъ большевицкой нищетой.
У чекистовъ, у власть имущихъ, у секретныхъ сотрудниковъ начало закрадываться подозрѣнiе, да точно ли это постановка Гос-кино? … Уже не провокацiя, не новое неслыханное до сей поры «вредительство» тутъ происходитъ? И кое кто, кто желалъ выслужиться, побѣжалъ на телефонъ доложить о своихъ впечатлѣнiяхъ.
Сеансъ представленiя продолжался при все болѣе и болѣе напряженномъ вниманiи зрителей.
Совершенно преображенный въ европейскомъ костюмѣ, выбритый и вымытый, въ рубашкѣ съ воротничкомъ и галстухомъ, въ котелкѣ и башмакахъ съ суконными гетрами, настоящiй «Шарло» — Галеркинъ прiѣхалъ въ поискахъ «Украины» въ Италiю, и въ Римѣ попалъ на смотръ молодыхъ фашистовъ Муссолини.
Красивые, сытые, хорошо упитанные, отлично выправленные, одѣтые въ синюю матросскую форму въ синихъ беретахъ мальчики держали спецiально для нихъ сдѣланныя, совсѣмъ какъ настоящiя ружья «на караулъ».
— Что твои «ком-сомольцы», — одобрительно замѣтилъ Галеркинъ, и зрители всѣмъ нутромъ своимъ поняли глубокую иронiю этого замѣчанiя. Молодые фашисты когортами и центурiями маршировали мимо Муссолини, щеголяя выправкой и однообразной одеждой. Никакого подобiя не было съ голоднымъ, вороватымъ, съ испитыми пороками лицами хулиганскимъ ком-сомоломъ …