На экранѣ вмѣсто Римскаго пейзажа появилась мраморная доска и на ней были начертаны золотомъ: — «Заповѣди фашиста». Галеркинъ стоялъ сбоку и вниматель-но разсматривалъ ихъ. Эта картина надолго застыла на экранѣ, чтобы зрители могли запомнить и оцѣнить заповѣди фашиста и сравнить ихъ съ тѣмъ, чему ихъ обучаютъ коммунисты.
— Намъ говорили, все одно — фашистъ — коммунистъ, — сказалъ сосѣдъ Нордекова, ни къ кому не обращаясь, — а между прочимъ видать разница огромадная.
На экранѣ сверкали золотомъ изображенныя слова:
«1) Богъ и Родина. Все остальное послѣ этого.
«2) Кто не готовъ отдаться Родинѣ и Дуче душой и тѣломъ безъ всякихъ оговорокъ — не достоинъ черной рубашки фашиста. Фашизмъ не для посредственности.
«3) Понимай приказанiя и съ охотой и рвенiемъ ихъ исполняй.
«4) Дисциплина для солдатъ — она же и для фашистовъ.
«5) Плохой сынъ и плохой школьникъ — не фашисты.
«6) Работа для тебя радость, а игра — дѣло.
«7) Страдай, не жалуясь, будь щедръ, ничего самъ не прсся, служи другимъ безкорыстно.
«8) Доброе дѣло и военная доблесть не дѣлаются наполовину.
«9) Въ виду смертельной опасности спасенiе въ доблестномъ дерзновенiи.
«10) Благодари Бога ежедневно, что Онъ создалъ тебя итальянцемъ и фашистомъ».
Галеркинъ дочиталъ до конца надписи и, повернувшись къ зрителямъ, сказалъ, снимая котелокъ.
— Прочиталъ … Конечно, не по нашему коммунистическому, а между прочимъ тоже здорово пущено … Потрясли все нутро мое … Совсѣмъ бы сразили, да вспомнилъ я, какъ мой ветхозавѣтный старорежимный папаша, отъ котораго я отрекся и даже въ газетахъ о томъ пропечаталъ, училъ меня когда то Суворовскимъ завѣтамъ. Я ихъ совершенно запамятовалъ, а вотъ сейчасъ почему то они мнѣ вспоминаются, просто какъ огнемъ жгутъ меня.
На экранѣ еще стояла доска съ заповѣдями фашиста, когда вдругъ тоненькой огненной ленточкой гдѣ то вдали загорѣлась строчка, она стала быстро накатываться, приближаясь, становясь все ярче и больше и вмѣсто первой заповѣди фашиста стала большая огненная надпись:
1) За вѣру, Царя и Отечество. Все остальное суета суетъ.
Галеркинъ прочелъ эти слова и низко поклонился имъ.
— Святыя между прочимъ слова, — прошепталъ онъ, — давно забытыя, а какiя чудныя слова!
И сейчасъ же въ глубинѣ народилась и понеслась на экранъ другая, за ней третья, тамъ четвертая и дальше строчки и стали выстраиваться на мѣсто заповѣдей фашиста.
2) До издыханiя будь вѣренъ Государю и Отечеству. Убѣгай роскоши, праздности и корыстолюбiя, ищи славу черезъ истину и добродѣтель.
3) Два воинскихъ искусства: — первое — глазомѣръ, второе — быстрота.
4) Зри въ части семью, въ начальникѣ отца, въ товарищахъ братьевъ.
5) Родство и свойство съ долгомъ моимъ: — Богъ, Государь, Отечество.
6) Работать быстро, споро, по Русски.
7) Терпи! На службу не напрашивайся, отъ службы не отказывайся.
8) Смотри на дѣло въ цѣломъ.
9) Дерзай.
10) Помилуй Богъ! Мы Русскiе! Возстановимъ по прежнему вѣру въ Бога Милостиваго! Очистимъ беззаконiе! Вы — Русскiе!
Эти надписи, крупныя, яркiя, огнями горящiя, четкiя, ясныя, не вызывающiя никакихъ сомнѣнiй кричали о самой подлинной контръ-революцiи. Всѣ растерялись сидѣли какъ пришибленные, ждали громовъ, но вмѣсто кихъ въ театрѣ стала мертвая, напряженная, жуткая тишина.
Въ эту тишину внушительно и страшно, потрясая до самаго сердца вошли громко сказанныя съ экрана Галеркинымъ слова:
— Вы русскiе!! …
XIX
«Гос-кино показываетъ новое изобрѣтенiе: — теле-визоръ. Тонъ фильмъ».
На экранѣ былъ радостный свѣтлый видъ. Розовыя скалы и горы, кусты кактусовъ и алоэ, и между ними въ Русскихъ красивыхъ старинныхъ костюмахъ Царскихъ сокольниковъ стоялъ хоръ. Нордековъ сейчасъ же призналъ и видъ — то былъ Россiйскiй островъ, и хоръ — это былъ ихъ Гласовскiй хоръ.
Теноръ Кобылинъ, — какъ было не узнать его и его нѣжнаго, за душу берущаго голоса! — вышелъ впередъ и звонко и нѣжно, протяженно, сжимая сердце сладкимъ восторгомъ произнесъ:
Басы и баритоны великолѣпнаго хора подхватили дружно и мягко:
Могучiй, красивый басъ — какъ напомнилъ онъ Шаляпина! — завелъ пѣсню, ясно выговаривая слова: