— Что это, господа, вы точно въ формѣ?… Развѣ вы одного полка?
— Ну какъ, — здороваясь съ Ольгой Сергѣевнойг отвѣчалъ Ферфаксовъ. — Я коренной Заамурецъ, а Викторъ Павловичъ — лихой двѣнадцатой, Калединской.
Видъ у Ферфаксова былъ какой то хитрый и таинственный. Подъ мышкой онъ держалъ большой пакетъ съ древеснымъ углемъ.
Ольга Сергѣевна хотѣла еще попытаться протестовать противъ шашлыка въ ихъ садикѣ, но въ калитку входили Дружко и молодой князь Ардаганскiй. Надо
было принимать ихъ. Князь Ардаганскiй — Михако — его всѣ такъ звали несъ коробку съ пирогомъ. Онъ былъ тоже въ такомъ же синемъ полувоенномъ костюмѣ, только галстухъ у него былъ безъ серебряной строчки.
— У тебя, Георгiй Димитрiевичъ, совсѣмъ, какъ на войнѣ, - говорилъ красивый Парчевскiй. — Знаешь у какой нибудь халупы… А эти — онъ кивнулъ на дѣда и внука Агафошкиныхъ — ну право, какъ деньщики изъ запасныхъ «дядей» и молодыхъ «бѣло-билетчиковъ»… Да вотъ оно какъ!.. И это во Францiи?… Шашлыкъ?…
А вѣдь и правда шашлыкъ!..
— Господа, — командовалъ Ротовъ, — прошу какую нибудь папку, чтобы раздувать уголья.
Нифонтъ Ивановичъ, уже соорудившiй между поставленными на ребро кирпичами маленькiй костерчикъ изъ бумаги и щепокъ, сейчасъ же отозвался.
— He хорошо будетъ, я кусокъ подошвенной кожи принесу?
— Отлично, станица.
Ферфаксовъ насыпалъ на костеръ уголья.
— Господа, только пожалуйста безъ помощниковъ! Ротовъ скинулъ съ себя пиджакъ и, широко разставивъ ноги надъ угольями, большимъ лоскутомъ твердой желтой кожи раздувалъ огонь. Душнымъ жаромъ несло отъ еще черныхъ углей.
— Можетъ быть, Нико, вамъ помочь, нанизать мясо на вертела, — сказалъ Парчевскiй.
— Никакихъ помощниковъ, сейчасъ и готово. — Это почти-что, какъ балетъ. Дэвочки съ дэвочкамъ танцуютъ, а малшиковъ почти-что нэтъ!
Откинувъ въ сторону подошвеныую кожу, Ротовъ зажалъ подъ локоть ампутированной руки стальные вертела и ловко здоровой рукой началъ низать сочные, розовые куски баранины. Сало текло по его пальцамъ. Онъ ихъ отиралъ полотенцемъ, лежавшимъ на его колѣняхъ.
— Огонь все очищаетъ. На огнѣ все сгараетъ. — приговаривалъ онъ.
Нифонтъ Ивановичъ замѣнилъ его надъ угольями, которые уже начинали краснѣть. Гости толпились около костра. Ротовъ накладывалъ на кирпичи вертела, и своеобразный запахъ поджариваемой баранины шелъ отъ нихъ.
— Какъ это мнѣ Владикавказъ напоминаетъ, — сказала Лидiя Петроiвна.
— А мнѣ Константинополь… Помните эти маленькiя улички вечеромъ, — сказала Ольга Сергѣевна и тяжело вздохнула.
Пестрыя воспоминанiя рождались въ головахъ и исчезали вмѣстѣ съ восточнымъ запахомъ поджариваемаго мяса.
— Господа, прошу садиться. Ольга Сергѣевна, пожалуйте тарелки, — командовалъ Ротовъ.
Садились на чемъ, кому досталось. Ферфаксовъ, Амарантовъ и князь Ардаганскiй усѣлись втроемъ прямо на землѣ. Старый Агафошкинъ обносилъ стаканами съ краснымъ виномъ. Быстро темнѣло. Надъ городомъ стояло розовое зарево. Въ садикѣ было сумрачно. Жидкiе кустики сирени казались сплошною зарослью. За ними не стали видны заборы палисадниковъ. Стоявшiй у входа въ переулочекъ высокiй фонарь бросалъ клочки свѣта на деревья и кусты, и все въ этомъ неясномъ освѣщенiи стало казаться не тѣмъ, что было. Нордекову и точно стало представляться, что это не крошечная вилла «Les Coccinelles» въ Парижскомъ предмѣстьи, но какой то бивакъ на войнѣ, и не заборы и стѣны домовъ стоятъ кругомъ, но громадные прикарпатскiе лѣса. Трое гостей — Амарантовъ, Ферфаксовъ и Михако — одѣтые въ однообразную одежду, въ одинаковыхъ черныхъ шляпахъ съ широкими полями и правда были похожи на солдатъ какого то экзотическаго, будто американскаго войска. Всѣ притихли. Занялись шашлыкомъ. Раздавались короткiя замѣчанiя.
— Ну и шашлы: къ!.. Такого и на Кавказѣ не достанешь!..
— Хорошо было бы еще его съ барбарисомъ приготовить…
— Это Карскiй шашлыкъ.
— Нѣтъ, Карскiй шашлыкъ готовится изъ цѣльнаго куска бараньяго сѣдла.
— И гдѣ это вы, Нико, такую баранину достали?
— Удивительная баранина.
Леночка стояла сзади, смотрѣла и ничего не понимала. Вотъ они тѣ «бѣлые», капиталисты, буржуи, о комъ она такъ часто слышала въ Россiи… Ей говорили: — у нихъ голодъ, гораздо болѣе лютый, чѣмъ въ совѣтской республикѣ… Готовятъ шашлыкъ и не боятся никого и ничего. И какъ свободно обо всемъ говорятъ!.. Точно у себя дома… Что же это свобода, или свобода тамѣ, откуда она уѣхала?…