Когда расселись, представительный мужчина с такими же, как у отца, золотыми бляхами постучал ножом по бокалу:
— С вашего позволения, возьму на себя функции тамады. Контрпредложения есть? Принято. Итак, по регламенту первый тост отцу жениха.
Борис Аркадьевич поднялся с бокалом в руке.
— Я мог бы просто сказать: здоровье молодых! Я думаю, Соня сделает из этого оболтуса, стиляги, фантазера настоящего мужика…
— Спасибо, папа, — откликнулся Игорь. — Ты всегда был добр ко мне.
— Вам слова не давали, молодой человек, — строго сказал тамада.
— Но я думаю о другом, — продолжал Борис Аркадьевич. — Ведь на самом деле это не их праздник. Они еще не способны оценить это. Для них это… забыл, слово-то дикое… тусовка! А праздник это — наш. Помню, только привез Игоря из роддома, зашли в магазин, там какой-то набор столовый, а мы как раз премии тогда получили за Гагарина — тогда всем дали до последнего лаборанта. И Вера вдруг говорит: давай купим. Зачем? А она говорит: Игорьку на свадьбу. Вы представляете: он лежит, пузыри пускает, а она о свадьбе его думает!.. Ведь не поверите — все, что я делал в жизни… Ну, вы знаете, как дети: кто твой отец, кто мой отец… Так вот, что я ни делал — всегда в голове держал: когда его спросят, кто твой отец, — чтобы ему не стыдно было ответить!
Игорь смотрел в стол. Соня чертила по скатерти ручкой ножа.
— Разве мы за это работали? — качнул он пальцем медали. — Для них! А то, что заработали, — разве для себя? Ведь мы не умеем для себя жить, не научились — все для них! И вот дождались мы этого праздника, пришли наши друзья — кого каждый день видим, кого десять лет не видели. И пусть молодые тусуются, а мы будем праздновать наш праздник… — он досадливо потер глаз. — Извините. Старею — сентиментальный стал… Радость стариков и здоровье молодых!
За столом одобрительно загудели, многие захлопали, все стали чокаться.
— Соня! — предостерегающе сказала Инна Михайловна.
— Что?
Игорь забрал у нее бокал и поставил на место.
— Ты же беременная, — чуть слышно сказал он.
— Забыла, — так же тихо виновато ответила она.
— А что же это горькое все? — спросил кто-то. — А, хозяйка?
— Горько! Горько! — тотчас подхватили все. Особенно радостно и звонко слышались детские голоса с дальнего края стола.
— Дайте же поесть! — возмутился Игорь с набитым ртом. — С утра голодный!
— Можно подумать, никто никогда не видел, как целуются, — подхватила Соня.
— Ну вот, — сказал Борис Аркадьевич. — Они все еще думают, что это их праздник!
Соня и Игорь встали. За столом начали считать: раз, два, три… Игорь нащупал Сонину шляпку на подзеркальнике и закрылся ею от гостей.
— А главное, детей побольше, — сказала Инна Михайловна грустно, когда они сели. — Мы вот все по одному родили — некогда было, ракеты строили — и трясемся над ними. Случись что, ведь не жить после этого, не для кого жить будет…
— А сколько вы детей хотите, Соня? — спросила Таня.
— Шесть, — не задумываясь, ответил Игорь.
Они одновременно глянули друг на друга с Мишкой и на часы.
— Деньги на такси есть? — спросил Игорь.
Мишка кивнул.
— Куда ты? — испугалась Таня.
— Скоро вернусь.
— Я же не знаю здесь никого.
— Никто тебя не съест. Сиди спокойно, я скоро вернусь. — Мишка выскользнул из комнаты.
Как обычно, через какое-то время свадьба разбилась на несколько компаний.
— А я лаборантом тогда была, — рассказывала Инна Михайловна. — В уголок забилась, пальцы вот так крестом сложила, как в детстве, и секунды считала — весь полет, сто восемь минут, пока не передали, что приземлился…
— Да, Юра удивительный парень был, — кивнул сосед. — «Поехали!» — а шансов пятьдесят на пятьдесят… По сути, в один конец полетел…
— А тебя не тошнит? Нет? — допытывалась Таня у Сони. — А у меня жуткий токсикоз был. А знаешь, что помогало? Лимон! Мне Мишка сетками лимоны носил! — радостно засмеялась она.
Соня тоскливо покосилась на Блоху. Тот понял, вскочил и шутовски поклонился Игорю:
— Вы позволите, сэр, увести вашу жену?
— Попробуй, — меланхолично ответил Игорь.
Он исподлобья смотрел на танцующих Соню и Женьку.
— Лимоны, говоришь? — спросил он Таню, сгреб с тарелки половину нарезанного лимона и стал жевать…
— И слушать не желаю! — прогремел тамада на кухне. — Надоела эта кухонная философия! — он бросил окурок в пепельницу, от двери снова обернулся к Блохину-старшему: — Если вы знаете, что надо делать, как управлять страной, — действуйте! Вступайте в партию, идите по этой лестнице, исправляйте положение! Так нет, вы все только на кухне горазды умничать! А пока вы на кухнях сидите, как тараканы, наверх всякая сволочь лезет, и вы, вы сами в этом виноваты! — Он вышел, хлопнув дверью.