— Как ваше имя? — спросил он у негра.
Тот сказал ему. Представитель министерства юстиции попросил его говорить погромче, чтобы слышал стенограф. Негр исполнил его просьбу.
— Сколько вам лет?
Негр ответил, что ему тридцать три года.
— Где вы живете? — осведомился человек из министерства юстиции.
Негр ответил ему, что живет в Провиденсе и приехал в Бостон сегодня утром поездом Нью-Йорк — Нью-Хейвен — Хартфорд.
— Вы работаете в Провиденсе?
Этот вопрос отнял у негра всякую надежду. Как бы он ни вел себя дальше, все равно ничего не изменится. Если он им не скажет, где он работает, они узнают сами — у них ведь для этого есть и время и пути. А когда они узнают, вот тут-то он запоет! Он отлично знал, какую он запоет песню и кто для этой песни сложит музыку. Негр был испуган и нисколько не стыдился себе в этом признаться. Он все же попробовал уклониться от расплаты, пусть она по крайней мере наступит как можно позже. Он сказал им, где он работает, и они это записали. Негр знал, что там он больше не будет работать. Он знал, что никогда и нигде больше не будет работать в этих краях. У него была жена и трехлетняя дочь. Мысль о них усугубляла его горе. Что поделаешь, так уже случилось, он тут ровно ничем не поможет. Но случилось еще далеко не все, что могло случиться; многое еще было впереди.
— Зачем вы приехали в Бостон? — все еще довольно любезно спросил его человек из министерства юстиции.
— Мне казалось, что мы не можем позволить Сакко и Ванцетти умереть, вот почему я и приехал.
— Что ж, вы думали — ваш приезд помешает им умереть?
— Нет, не думал.
— Если вы этого не думали, значит вы сами себе противоречите и все, что вы говорите, — просто чепуха. Разве это не чепуха?
— Нет, не чепуха.
— Что же вы хотите сказать?
— Видите ли, либо я вовсе ничего не должен был делать, либо я мог приехать сюда, в Бостон, и поглядеть, нельзя ли что-нибудь сделать здесь для этих бедняг.
— Например?
— Вроде того, что я делал: ходить в пикете.
Голос человека из министерства юстиции вдруг стал визгливым от злости:
— Ты врешь, будь ты проклят! Я не позволю, чтобы мне врал такой щенок, как ты! Тебе не поздоровится.
Человек из министерства юстиции сел на стул, а двое полицейских в штатском — на ободранный стол в углу. Полицейские подошли к запертой двери и стали по бокам, опираясь о косяк. По комнате словно прошел ток, и негр понял, что, по-видимому, первая часть процедуры закончена и они теперь собираются приступить ко второй. Некоторое время его не трогали, а только смотрели на него. Он знал, что означает, когда белые люди смотрят на тебя вот таким образом. Он подумал о жене, о ребенке, и ему стало так грустно, словно у него умер кто-то близкий. Он понял, что грусть овладела им потому, что в воздухе повеяло смертью. Они ведь и хотели, чтобы он почувствовал это веяние смерти.
— Ты лжешь, — сказал человек из министерства юстиции, — а мы хотим, чтобы ты говорил правду. Если ты будешь лгать, тебе не поздоровится. Если ты скажешь правду, мы расстанемся друзьями. Кто-то не зря посылал тебя сюда, в Бостон. Кто-то тебе заплатил за то, чтобы ты участвовал в пикете. Вот ты нам и скажи: кто тебя сюда послал и кто заплатил за то, чтобы ты был в пикете? Ты, наверно, думаешь, что он был тебе другом, но ты дурак, если так думаешь. Оглянись вокруг, и ты поймешь, что человек, который впутал тебя в это дело, тебе не друг! Ничего хорошего он тебе не сделал, и ты ему ничем не обязан. Самое лучшее для тебя сказать нам правду: кто он и сколько он тебе заплатил.
«Господи! — подумал негр. — О господи! Видно, плохи мои дела». Но он покачал головой и сказал, что никто ему ничего не платил, он приехал сюда сам по себе, никто его не посылал, он сделал это потому, что знал о Сакко и Ванцетти и глубоко им сочувствовал. Он попытался объяснить, что одна из причин, по которым он приехал сюда, в Бостон, состояла в том, что Сакко и Ванцетти такие же простые рабочие люди, как он сам. Но стоило ему заговорить об этом, как полицейские надвинулись на него и стали его бить; слова его повисли в воздухе, и никто так и не дослушал его рассказа.
На первый раз они его били не очень долго. К нему подошли полицейские в штатском — один сбоку, а другой со спины. Тот, что был позади, несколько раз сильно ударил его по спине, так что удар пришелся по почкам, а когда он с криком метнулся от него в сторону, другой стал хлестать его дубинкой по лицу так, что в глазах у него потемнело от слез и боли, а из носа пошла кровь. Он попятился назад, издавая тихие стоны, и они оставили его. Негр увидел, как по рубашке течет кровь, вынул из кармана платок, вытер кровь и прижал платок к носу. У него очень сильно болела спина, а в голове шумело. Он видел все, как в тумане, глаза его были полны слез, и слезы все текли и текли.