Вторым должен был умереть Николо Сакко. Как и Мадейрос, он шел со спокойным достоинством. На этот раз зрители почувствовали страх. То, что уже второй человек шел на смерть с таким спокойствием, казалось им противоестественным и ни с чем не сообразным, но это было так.
Сакко не сказал ни слова. С величайшим покоем и гордостью он подошел к электрическому стулу и опустился на него. Пока укрепляли электроды, он глядел прямо перед собой. Свет померк. Через мгновение Николо Сакко был мертв.
Последним из трех был Бартоломео Ванцетти. Официальные лица и представители прессы, собравшиеся сюда для того, чтобы поглядеть на казнь и описать ее, воспринимали теперь поведение осужденных как вызов. Тишина, сопроводившая смерть Сакко, разрядилась явственным вздохом присутствующих, которые стали шептаться о том, как поведет себя Ванцетти. Они шептались для того, чтобы подготовить себя к его приходу в комнату смерти. Но сколько бы они ни шептались, они не смогли подготовить себя в достаточной мере. Они не могли предвидеть, что он вступит в помещение для казни с царственной, как у льва, осанкой и встанет перед ними, исполненный спокойствия, самообладания и подлинного величия. Он был хозяином положения. Это было больше, чем они могли вынести, хотя они и вооружились черствостью, столь необходимой зрителям троекратной казни. Ванцетти сокрушил все, чем они старались прикрыться. Он взглянул на них, словно вершил над ними суд. Медленно и ясно произнес он слова, которые решил им сказать.
— Я заявляю вам, — произнес Ванцетти, — что я не виновен. Я никогда не совершал ни одного преступления. Я не святой, но я никогда не совершал ни одного преступления…
Они были бессердечными людьми, но, как бы они ни были бессердечны, у них сдавило горло, а у многих выступили слезы. Им не пришло в голову остановить свои слезы, сказав себе, что двое итальянских красных, — как известно, чуждых всему, что именуется американизмом, — двое итальянских красных не заслуживают их слез. Это так и не пришло им в голову. Некоторые из них закрыли глаза, другие отвернулись…
И снова померк свет. А когда он разгорелся, Бартоломео Ванцетти был мертв.
Эпилог
В то время в городе Бостоне существовал клуб под название «Атенеум». Членами клуба состояли люди, чьи имена были связаны с историей города, с давно минувшими днями Эмерсона и Торо. В клубе пользовались влиянием лица вроде ректора университета, вершившего правосудие в конечной инстанции по делу Сакко и Ванцетти. Никогда порог клуба не переступали иностранцы или выскочки, чьи родители были выходцами из чужих стран, негры или евреи.
Наутро после казни, 23 августа 1927 года, в читальне клуба в каждой газете был обнаружен листок бумаги. И на каждом листке было написано:
«В этот день Николо Сакко и Бартоломео Ванцетти, жившие мечтой о братстве людей и надеждой найти его в Америке, были преданы жестокой смерти потомками тех, кто некогда бежал в Америку в поисках надежды и свободы».
Перевод с английского Е. Голышевой и Б. Изакова.