Содиа вошла к царице с насупленными бровями, но Томирис, весело рассмеявшись, подошла быстрым шагом и крепко обняла молочную сестру.
— Апама покоя не дает, спрашивает про свою любимую тетю. А тети нет и нет.
— Апама? — расцвела улыбкой, не выдержав, Содиа. — Хитришь, царица...
Томирис от души расхохоталась.
— Знаю, знаю, что тайком встречались, "дорогая тетя". Апама еще врать как следует не научилась, несмотря на все твои наставления...
— Знаешь, на чем меня сломать можно, хитрая царица.
— А ты злюкой становишься, Содиа. Стареешь, что ли?
— Конечно, не молодею, а тут еще беспокойная сестричка покоя не дает...
— И не дам, Содиа. Времена опять настают тревожные, — посерьезнела Томирис.
— Ой сестра, а когда они были для нас не тревожными, — также серьезно ответила Содиа.
— То враги, то вожди, а вот теперь и... муж.
— Брось ты его, Томирис. Ты ведь даже Рустама смогла...
— Апама любит своего непутевого отца, Содиа. Я не могу моему ребенку нанести незаживаемую рану в столь раннем возрасте. Да и, признаться, не угасла у меня надежда объединить тиграхаудов и массагетов. Умрет Сакесфар, станет царем Скун, буду править через него тиграхаудами со всей справедливостью, чтобы они забыли напрочь о Зогаке. Хотела хаомоваргов тоже присоединить, да свара идет в Маргиане...
— Знаю, вместе с Фархадом слушала наших проведчиков. Да у меня и свои проведчицы есть, Томирис.
— Ну и скрытная ты, Содиа. Даже от меня скрывала!
— От Фархада тоже... — рассмеялась. — Он меня ясновидящей прорицательницей считает. Я ведь иногда раньше его сведения получаю, вот и "предсказываю". Разве мужчине в хитрости с женщиной тягаться!
— Я приказала придвинуть к границам с сарматами двадцать тысяч воинов.
— Хорошо сделала, сестра.
— Как хорошо, когда ты рядом, Содиа.
Подруги посмотрели друг на друга и, внезапно расплакавшись, бросились друг на друга в объятия.
— Хочу совершить паломничество на могилы отца, сына и Рустама... — сквозь всхлипывания сказала Томирис.
— Хорошо сделаешь, сестра. Возьми и меня с собой.
— Конечно! Я без тебя теперь и шагу не сделаю, моя злючка!
— Я и сама тебя без себя никуда не отпущу, моя наивреднейшая сестричка.
— Почему я тебя так люблю? — сквозь слезы улыбаясь, спросила царица.
Амага — царица сарматов
Дарий послал Зогака, и все, там хоть трава не расти! А путь Зогака к сарматам был труден и опасен, не менее, чем у его брата Рустама, прошедшего тем же путем полтора десятка лет тому назад. Ладью каспиев, на которой плыл, проклиная все на свете, страдающий от морской болезни Зогак, перехватили морские разбойники албанов князя Абазы. Зогака спасло упоминание о том, что он является братом того "безумца", с которым когда-то сразился Абаза. Албанский князь на все лады пересказывал о небывалом бое тридцати саков против его тысяч и тысяч. Правда, сначала князь усомнился было в подлинности родства богатыря и довольно-таки невзрачного на вид Зогака. Но когда Зогак, прошедший суровую школу воинской науки под руководством самого Рустама, победил в поединках лучших бойцов албанов, а меткостью вызвал всеобщий восторг, все сомнения князя Абазы отпали. Князь закатил в честь дорогого гостя семидневный пир. Гостеприимство народов Кавказа ни в чем не уступало гостеприимству массагетов, а потому для воздержанного Зогака эти дни прошли в каком-то угаре, и, когда пиршество окончилось, бывший царь тиграхаудов заметно погрузнел и потяжелел, а голова с похмелья болела хуже, чем болит после поединка на дубинах. Зогак с великим трудом уговорил князя Абазу отпустить его. В сопровождении эскорта вооруженных всадников Зогак доехал до границы с маскутами. Маскуты тоже не забыли странное войско во главе с великаном, которое, окруженное стоящими с натянутыми луками маскутами, бесстрашно продолжало свой путь, с презрением отнесясь к смертельной угрозе, нависшей над ними. Маскуты пропустили Зогака через свои владения. Также поступили и дидойцы, узнавшие, что Зогак принадлежит к враждебному сарматам племени. Но галгои не вняли просьбе Зогака, связали его и заключили в зиндан. Обманувшись хилым видом Зогака, они не очень-то старательно стерегли его, и Зогак, перегрызя веревки, выбрался, сорвав все ногти на руках, из ямы и, с каким-то сладострастием задушив опешившего от неожиданности стражника, могучего и огромного, но глупого до тупости, бежал.