Доведенный почти до сумасшествия своими терзаниями, Камбиз решился на злодейский шаг. Дело в том, что крайне раздраженный растущей популярностью Бардии и ревниво опасаясь, что все успехи персидского оружия будут приписаны не ему — Камбизу, а этому баловню судьбы Бардии, он приказал брату, еще в Вавилоне, отправиться обратно, при этом категорически запретив ему появляться на Пасаргадах, где находилась Атосса, определив ему для проживания Экбатаны — бывшую столицу поверженной Мидии, а теперь второго города Персии. Но мнительный и неуравновешенный царь этим только усугубил свои терзания своими постоянными думами о том, что поделывают его жена-сестричка и ее симпатия братец-негодяй в данное время. Особенно бесило Камбиза то, что ненавистный Бардия ко всему еще являлся претендентом номер один на царский престол, так как у Камбиза не было наследника мужского пола. Будучи не в силах выдерживать эти муки ревности (Камбиз не сомневался, что своенравная Атосса на зло ему найдет способ свидеться со своим любимым братцем Бардией), весь наполненный злобой и ненавистью, Камбиз, вызвав к себе своего любимца Прексаспа, в тайной беседе наедине приказал отправиться в Экбатаны и... убить Бардию!
ОСАДА ПЕЛУСИИ
Прексасп, дождавшись темноты, въехал с небольшим отрядом отъявленных головорезов в Сихем и направился прямо к резиденции царя царей. О том, что его ожидали с величайшим нетерпением, Прексасп догадался по той быстроте в нарушении всех принятых при царском дворе церемоний и этикетов, он был проведен прямо в покои Камбиза.
Одним только взглядом вымел Камбиз всех из своих покоев и в тревожном ожидании уставился своими змеиными немигающими глазами на Прексаспа. Прексасп молча вынул изпод полы своего кафтана небольшой ковровый мешок. Мешок выпал из трясущихся рук, гулко ударился о пол, из него выкатилась голова — уже посиневшая и искаженная жуткой гримасой. Камбиз схватил голову обеими руками и поднес к самому лицу. Он осматривал внимательно, чуть не обнюхивая, а на лице его застыла злобная усмешка.
— Что-то братец мой осунулся, Прексасп?
— Мне тоже показалось, что он болен...
— Почему тебе так показалось? — живо спросил Камбиз, не отрывая взгляда от мертвой головы.
— Когда я объявил ему твою волю, мой повелитель...
— Конечно, сначала оглушив и связав?
— Нет, царь царей, я не стал нападать исподтишка...
— Говори! — властно приказал Камбиз.
— Когда я объявил твою волю, Бардия пожал плечами и сказал, что давно готов к этому и... протянул мне свой меч. Но я пронзил его своим акинаком!
Прексасп запнулся — в глазах Камбиза заплясали огоньки безумного гнева.
— Ты что, с ума сошел, негодяй? — свистящим шепотом прошипел царь. — А если бы он, оказав сопротивление, убил тебя и, узнав о моем намерении, поднял против меня мятеж?
Камбиз медленно потянул из драгоценных ножен акинак. Бледный Прексасп покорно склонил голову. Взгляд Камбиза упал на мертвую голову Бардии.
— Благодари всемилостивейших богов и принеси им щедрые жертвы, Прексасп. Мы милуем тебя.
Тайно набальзамировав голову Бардии, а затем убив всех, кто бальзамировал, Камбиз отправил в Пасаргады Атоссе этот зловещий подарок с верным гонцом, которого все равно впоследствии умертвили. И, словно союз с Поликратом передал удивительное везение этого счастливчика и Камбизу, персидский царь получил радостное известие — умер фараон-разбойник Амасис! Теперь Камбиз окончательно уверился в благоволении к нему Ахура-Мазды.
Камбиза не узнавали. Он был весел, неестественно возбужден и энергично-деятелен. Сам прежде тягуче-медлительный, он теперь приходил в ярость от любой проволочки, возникающей в такой сложной организации, как многотысячная масса людей, даже спаянных армейской дисциплиной.
Теперь евнух Комбафей горько сожалел о своем предательстве. Не потому что у него заговорила совесть, нет. Просто в своей ненависти к Амасису он слишком дешево и, торопясь, продал свою измену, выложив сразу все козыри. Заласканный вначале, он теперь забыт и обойден вниманием всех, кто его еще так недавно называл другом. Конечно, он был центром внимания, потому что сам Камбиз, царь царей, частенько ласково трепал его по плечу, а теперь он смотрит на Комбафея как на пустое место. Что стоит услуга, которая уже оказана, — сетовал Комбафей. Но больше всего его терзало то, что предательство оказалось преждевременным. Ведь причиной была ненависть к распутному Амасису, сделавшего сладострастного Комбафея, красавца из знатного рода, — мерином. А теперь вместе со смертью этого разбойника была устранена и сама причина предательства, мало того, Псамметих III очень благоволил Комбафею — они дружили в юности. И получается, что Комбафей променял богоданного фараона Псамметиха — своего покровителя на этого неблагодарного психа — Камбиза! О боги, как жестоко вы караете поспешность, превращая благие намерения в насмешку судьбы!
Самое обидное для Комбафея было то, что, обойдя своим вниманием теперь уже ненужного ему евнуха, Камбиз воспользовался его советами полностью. К Уджа-Гор-Рессенту был направлен влиятельный перс Дарий, копьеносец царя из рода Ахеменидов. К финикийцам поехал другой вельможа Отана и тоже Ахеменид. А к вождю или царю арабского племени набатеев — старый советник двух персидских царей и сам в прошлом могущественный царь богатой Лидии — Крез. А он, Комбафей, привязанный к колеснице Камбиза, вынужден теперь выступать вместе с ненавистными персами и их ненормальным царем против возлюбленного Псамметиха, против своих единомышленников — родовитой знати и высшего жречества, о боги!
Иудея кряхтела, но терпеливо кормила многотысячную, саранче подобную по прожорливости армию персидского царя. Во-первых, этим Иудея благодарила сына за его отца, который освободил народ этой страны из страшного вавилонского пленения, вернул святыню Иерусалимского храма — священные сосуды, а во-вторых, как-никак, а персы были союзниками в борьбе против Египта, долгие годы державшего под своим игом народы Палестины. Камбиз отовсюду получал благоприятные вести: прислали своих послов финикияне с согласием служить во флоте персидского царя знаменитых мореходов Финикии. Прибыл и Дарий с ответом Уджа-Гор-Рессента. Адмирал египетского флота решил ставить на персов, не веря в способность вялого Псамметиха III противостоять персидской мощи, и поэтому дал слово, что египетский флот не выйдет из портов Кипра во время нашествия Камбиза и не окажет помощи с моря крепости Пелусии.