— Страшно было?
— Страшно, — ответил Глеб. — Струсил я.
— Это он-то струсил! — закричал вдруг задорным голосом полковник. — На нём танк фокстрот танцевал, а он танцы перетерпел и изуродовал немцам машину, как бог черепаху. Нет, ты скажи прямо, не скромничай — не боялся ведь?
— Струсил, — снова сказал Глеб. — Я танк случайно подбил.
— Вот, слышите? — закричал полковник. — Вот молодец! Да кто бы тебе поверил, если бы сказал — не трусил. Как же не бояться, когда на тебя одного такая штука лезет! Но насчёт случайности ты, сынок, ошибаешься. Подбил ты его закономерно. Ты в себе страх переборол. Загнал свой страх в башмаки под пятки. Тогда уж и целился смело и смело стрелял. За подвиг тебе полагается орден Красной Звезды. Дырочку на гимнастёрке что же не проткнул? Имей в виду, как ещё танк сожжёшь, так протыкай дырку — будет ещё орден.
Глеб Ермолаев был в смущении от похвалы командира. Однако, получив коробочку с орденом, не забыл сказать:
— Служу Советскому Союзу!
Опасный суп
Случай с поваром Никитой Головым произошёл в ту пору, когда фашисты отступали по всему фронту. Уже отгремела знаменитая Сталинградская битва. И знаменитая Курская битва — тоже. Захватчики, хотя и сопротивлялись изо всех сил, катились и катились к своей Германии. Они были всё ещё опасны, но гонор и спесь сошли с них. В их мрачных душах поселился страх, а самым заветным желанием стало желание благополучно унести ноги восвояси.
В то время солдат Голов был поваром в дивизионе зенитных орудий. В повара он попал случайно. Его попросили — до прибытия специалиста — варить солдатам еду. Голов согласился. Не сидеть же артиллеристам на хлебе и воде. Но поскольку у нового кулинара к назначенному часу, при любых обстоятельствах, всё бывало готово, командир дивизиона оставил его в поварах.
Однако поварская должность не изменила характер Голова. Он по-прежнему был боевым солдатом. Карабин, смазанный тонким слоем ружейного масла, всегда был готов к стрельбе. У него всегда хранился запас патронов, в том числе бронебойных и зажигательных. Имелся пяток гранат. Был и приличный запас тола. Впрочем, тол нужен был Голову не для подрыва чего-либо. В ненастные, дождливые дни, когда не найти сухой ветки, сухой щепки, повар разжигал толом печку. Подожжённый спичкой тол горит спокойно, оплавляясь и растекаясь по дровам, зажигает их.
Артиллеристы посмеивались над поварским арсеналом:
— Никита, ты не перепутай картошку с гранатами!
А один приклеил на дерево, под которым стояла кухня, такое объявление:
Сегодня
Первое блюдо: суп картофельный с трассирующими пулями.
Второе блюдо: лапшевник из бикфордова шнура.
Голов к шуткам относился спокойно. Объявление ему даже понравилось. Он аккуратно отлепил листок, сложил и спрятал в карман гимнастёрки — «на память о фронтовых друзьях». Разливая в тот день суп по котелкам, он благодушно балагурил с артиллеристами:
— Вам что ни свари, вы всё слопаете! Вас жареной фугаской не испугаешь. Но я-то знаю, чего вы боитесь. Вот оставлю как-нибудь без обеда, вы и кончите свои глупые шуточки.
Говоря эти слова, повар Никита Голов, конечно, не знал, что уже на следующий день осуществит свою угрозу. Правда, вынудят его к этому обстоятельства более значительные, чем шутки товарищей.
Утром нового дня дивизиону было приказано переместиться километров на двадцать западнее — к мосту у пересечения железной дороги с дорогой шоссейной. Мост наши стрелки отбили у фашистов ночной атакой. Фашисты бежали, не успев взорвать его. Несомненно, враг постарается разбомбить мост, тогда прервётся движение и по шоссе, и по железной дороге.
На охрану такого важного объекта и посылали теперь дивизион.
Никита Голов, накормив солдат ранним завтраком, пожелал им счастливого пути, а сам с шофёром крытого грузовика остался на месте. Он должен был сварить здесь обед и доставить его к двенадцати часам на новые позиции. Здесь были в избытке дрова, а главное, был в овражке колодец с чистой, родниковой водой.
Грузовик с кухней на прицепе выехал с обжитого места в начале двенадцатого. Ехать недалеко. Всё время по шоссе. Суп из перловой крупы тряски не боится. Да и дорога нетряская, асфальт. В кухонной печке полно горячих углей, так что обед прибудет в готовности — только подставляй котелки.
Обо всём этом подумал в начале пути повар Голов. Потом он думал о том, что воевать теперь гораздо легче, чем в сорок первом году. Вот идёт справа от дороги на небольшой высоте шестёрка штурмовиков. А высоко кружит звено истребителей. Это всё наши самолёты, советские! Куда полетели штурмовики? Верно, увидели фашистов. Сверху лётчикам видно, что происходит на земле: где наши, а где фашисты. Уж скоро месяц, как фашисты — многие, многие тысячи — окружены на большом пространстве среди полей, болот и лесов. Они пытаются вырваться из кольца. Бросаются то на запад, то на юг, то на север. А наши нигде не пускают. Уничтожают, берут в плен.
Солнце, стоявшее в безоблачном небе, раскалило воздух. Никиту Голова жара разморила. Встал-то он ведь очень рано, начал готовить завтрак ещё до рассвета. Глазами, которые закрывались в сладкой дрёме, он смотрел на шоссе. Шоссе, по которому обычно катили и танки, и пушки, и «катюши», и пехота в грузовиках, в эти минуты было пустынно. Оно круто спускалось в низину, чтобы потом так же круто подняться на холм. Грузовик весело катил под гору. Голов представил, как захватит у него дух, когда машина, закончив спуск, вылетит на подъём, и улыбнулся — как всё же хорошо идут дела и у него, солдата-повара, и у всех солдат Советской Армии.
И только он это подумал, и только грузовик с кухней достигли нижней точки спуска, как из густых кустов ольховника, росших за обочиной, ударил очередью пулемёт. Вторая очередь простучала глуше — били вдогон.
Шофёр выжимал из мотора все силы. Грузовик словно летел в гору. Никита Голов высунулся из кабины и увидел фашистов. С автоматами, с ручными пулемётами, они шеренгами выходили из кустов и бегом пересекали шоссе. Какая-то вражеская часть то ли уходила от преследования, то ли рассчитывала в этом направлении найти выход из окружения.
Влетев на верхушку холма и чуть спустившись по новому спуску, грузовик и кухня, шофёр и повар оказались в безопасности. Взгорок закрыл их от фашистских пуль.
— Стой! — сказал Голов. — Надо посмотреть, что и как. Ты осмотри машину. Я посмотрю, что делается внизу.
Фашисты всё бежали и бежали через шоссе. Их было много. А наших — двое.
Солдат Голов хорошо помнил главное военное правило: не делать такого, что понравилось бы врагу, а делать только то, что врагу не понравится. Главное военное правило в этом случае давало совершенно определённый совет: помешать фашистам переходить через шоссе.
Сердце Никиты Голова билось тревожно и азартно. Пронеслась мысль: стрелять по фашистам из карабина. Тут же пронеслась ещё мысль: после первых выстрелов автоматчики врага побегут кустами на подъём, и придётся снова удирать, рискуя автомашиной, кухней, жизнью друга-шофёра и своей собственной жизнью. Платить такую цену за два-три удачных выстрела не было смысла.