На глазах Тосканини утвердилось искусство современного дирижера, выработались профессиональные требования, техника. Благодаря Тосканини деятельность дирижера приобрела огромный вес, незыблемый авторитет. Его творческую жизнь называли подвигом.
Но Тосканини не совершал походов, не участвовал в битвах, не рисковал жизнью. Полем его битвы была музыка, оркестр. Он руководил оркестром как полководец, повторяя слова Гарибальди: «Когда сражаешься, нужно побеждать». Победа означала для Тосканини постижение совершенства, достижение того идеала звучания, когда можно сказать: это чистая правда в звуках, именно это и хотел сказать композитор.
Бывают дирижеры, посвятившие себя почти исключительно оперному искусству, другие дирижеры предпочитают концертную эстраду.
Тосканини охватил и оперу, и симфонию, почти все жанры музыки. Причем и в опере, и на концертной эстраде он сумел воплотить произведения разных стилей, написанные, как принято говорить, разным музыкальным языком, понять и почувствовать музыку композиторов, стоявших на равных творческих позициях. Верди и Вагнера, Баха и Дебюсси, Пуччини и Мусоргского и многих—многих других.
Но больше всего, конечно, Тосканини сделал для славы своей родной Италии. Ни у кого другого не звучали пленительные мелодии Верди с такой волнующей силой. В них слышалось дыхание итальянских ветров и теплота итальянского солнца. Они пели о свободе, верности, самопожертвовании. Никто не мог их слушать равнодушно: красота действовала неотразимо, и человек становился лучше, приобщаясь к этой музыке.
Поколение итальянцев выросло на спектаклях театра Ла Скала, руководимого Тосканини. Выросло в тяжелое время поднимавшего голову фашизма, парадов чернорубашечников, горланивших фашистские песни. Своим искусством Тосканини боролся с мракобесием. Он был грозой для человеконенавистников.
Всем, кто искал правду в музыке, Тосканини протягивал руку, всем, кто честно и упорно хотел найти новые пути в музыке и кому приходилось преодолевать косность и непонимание, целому поколению итальянских оперных композиторов: Пуччини, Масканьи, Леонкавалло, Каталани, Бойто, Респиги…
Каждый, кто любит и понимает музыку, знает, как это трудно осуществить в театре постановку новой оперы. Она еще никому не известна. Как можно оценить ее лишь по нотным знакам на бумаге! Предвидеть, как будут звучать ее ансамбли, как соединятся хор и оркестр, развернется сценическое действие. Не повеет ли со сцены скукой — злейшим врагом искусства!
Дирижера называют смелым, если он берется представить публике два—три новых оперных сочинения. А Тосканини осуществил таких постановок десятки, в там числе он поставил ставшие популярными оперы «Богема», «Турандот» Пуччини, «Паяцы» Леонкавалло. И был при этом не только дирижером, но и режиссером, хормейстером, а часто чуть ли не соавтором, подсказывая композитору нужные усовершенствования музыки.
Работая в Ла Скала — в Милане, в Метрополитен—опера — в Нью—Йорке, в Венской опере, Тосканини способствовал подъему оперного театра XX века.
Обратившись к симфонической музыке, Тосканини дал величайшие образцы истолкования симфоний Бетховена, Брамса, произведений Берлиоза, Дебюсси.
Как работал Тосканини?
Он был скуп на слова, не терпел болтовни и пространных словесных объяснений музыки. Приходил в театр пунктуально, в точно назначенное время, надевал простую рабочую куртку.
Появившись за пультом, Тосканини здоровался и просил.
— Возьмите ноты Брамса. — Или Бетховена, Шуберта, смотря по тому, что значилось в программе предстоящего концерта.
Начиналась репетиция. И сколько бы раз до того ни исполняли оркестранты это сочинение под управлением Тосканини, сколько бы раз прежде ни репетировали, их всегда поражала способность дирижера находить все новые и новые интересные штрихи, оттенки. Казалось, беспредельной была глубина проникновения Тосканини в музыку. В восемьдесят лет он чувствовал себя учеником, открывающим безграничную красоту музыкального творения. При этом он не терпел так называемого «свободного» толкования, когда дирижер, не считаясь с указаниями композитора в нотах, пытается «обогащать» музыку.