К. Е. Ворошилов вскоре уехал, а через месяц сообщил Военному совету флота, что деньги на строительство отпущены. Прошел еще месяц, и на холмах затрещали камнедробилки и бетономешалки, потянулись вереницы подвод с песком и гравием. К концу двадцатых годов южная батарея вошла в строй...
— И вот сегодня, — голос Кожанова зазвенел, — мы с вами присутствуем при рождении новой двенадцатидюймовой батареи. Ее снаряды, пущенные умелой рукой, пробьют палубную броню любого линейного корабля из существующих сейчас. И, конечно, никакие «гебены» не смогут теперь безнаказанно приближаться к нашей главной базе — Севастополю. Не смогут! Их встретит меткий огонь вашей и Тридцать пятой батареи еще на предельной дистанции вражеского огня. Большое спасибо вам, товарищи командиры и политработники, старшины и краснофлотцы, за то, что вы в кратчайший срок освоили грозное оружие вашей батареи и успешно продемонстрировали сейчас его действие. Слава и вам, труженики советских оборонных заводов, создавшие эти сложные боевые механизмы. Добрым матросским словом мы должны сегодня отметить и строителей батареи — бетонщиков, землекопов, каменщиков, штукатуров, плотников и столяров...
Когда смолкли аплодисменты, краснофлотец-комендор от имени личного состава батареи заверил командующего, что артиллеристы Тридцатой с честью выполнят любой приказ Родины.
А затем гостей пригласили осмотреть батарею. Люди разбились на несколько групп. Первая группа пошла под бетонный массив внутрь горы, вторая — к казарменному городку, где среди молодых насаждений белой акации и кипарисов виднелись уютные жилые домики, клуб, столовая, баня, гараж, конюшня, склады и другие постройки, необходимые в любом отдельном гарнизоне.
Третья группа направилась на вершину некрутого, зеленого сейчас холма с двумя приземистыми башнями, окрашенными под цвет окружающей их растительности. Со стороны моря их едва ли можно было разглядеть даже в сильные оптические приборы. По склону, обращенному к морю, «росли» железные кустарники, раскрашенные так искусно, что только приблизившись к ним можно было разглядеть, что они ненастоящие. Такие кусты не боялись высокой температуры, не требовали поливки и специального ухода.
— Никакое растение не выдержало бы вихря раскаленных газов, вылетающих из стволов. А эти стоят, как живые, — пояснял помощник командира батареи.
Он подробно рассказал о назначении огневых точек, разбросанных по холму, густо опутанному колючей проволокой, смонтированной на железных столбах с бетонным основанием. Все сделано надежно, добротно, продуманно. Каждый метр площади на подходах к батарее простреливается многослойным огнем пулеметов. Рассказал и о взаимодействии с другими батареями, обеспечивающими оборону Тридцатой.
Особенно удивили гостей башни, погреба и силовые агрегаты внутри бетонного массива. Все было приспособлено для того, чтобы стрелять метко и быстро. Командный пункт, скрытый за толстой броней и бетоном, имел множество различных приборов, способствующих быстрому и точному расчету исходных данных для стрельбы. В толще горы были надежно укрыты погреба с зарядами и снарядами, связанные с башнями длинными транспортерами. С мягким шумом тщательно подогнанных металлических частей двигались транспортеры, подавая снаряды и заряды в приземистые башни, одетые в броню толщиною до трехсот миллиметров. С помощью сильных электромоторов башни легко поворачивались на триста шестьдесят градусов. Электромоторами приводились в движение и массивные орудия.
Силовые агрегаты занимали специальный зал. Они давали ток для многочисленных электромоторов и для освещения помещений. Белые матовые плафоны струили мягкий свет на операционные столы подземного лазарета, такие же плафоны были на камбузе и в хлебопекарне. Тихо и уютно было в небольшой, со вкусом обставленной кают-компании. Узел связи обеспечивал надежную телефонную связь и радиосвязь с командованием и подразделениями. Глубоко в скалах был расположен центральный пост со счетными механизмами, позволяющими быстро подсчитывать исходные данные для стрельбы.
Тут же под массивом находилась котельная, дающая тепло в помещения батареи и в боевые погреба, где должна поддерживаться постоянная температура.
После того как был закончен осмотр внутренних помещений, все члены комиссии и работники штаба поднялись на вершину холма, чтобы общим взором окинуть все, что здесь создано. Внешне картина казалась ничем не примечательной: две приземистые башни, боевая рубка и бесконечные ряды проволочных заграждений. Но в башнях была скрыта огромная сила, опасная даже для самых больших военных кораблей. А какова же будет эта сила в действиях против наземных целей? Такая мысль возникла у присутствующих, но ее не высказывали. Казалось маловероятным, что береговой батарее придется стрелять по танкам и пехоте противника, по его долговременным укреплениям и батареям.
Было это летом 1933 года.
2. ВОСЕМЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Субботний вечер был тих и светел. Сразу же после заката на западе засияла крупная зеленоватая звезда, порядком надоедавшая молодым сигнальщикам, путавшим ее с огнями в море.
Г де-то за горой, в лагере училища береговой обороны, ревел репродуктор, а в лощине, где раскинулись владения совхоза имени Софьи Перовской, тихо и задумчиво пели девчата.
Комиссар батареи Соловьев и механик Андриенко вместе с женами вышли погулять на опустевшее шоссе. В кюветах заливались цикады и сверчки, а на холме в зреющей пшенице призывно били перепела. «Поть-полоть, поть-полоть», — резко чеканили самцы. «Пиу-пиу», — откликались самки. В долине реки Бельбек в болотце, что поближе к устью, кричали кулички и надрывался дергач. В высоких пирамидальных тополях совхоза мелодично, но надоедливо посвистывал маленький сычик. Летучие мыши, привлекаемые белыми кителями комиссара и механика, беззвучно носились над самыми их головами.
— Ну вот, Иван Васильевич, отгрохали мы первое боевое учение в этом году, хорошо бы завтра и отдохнуть как следу ет...
— Если начальство из города не подъедет, отдохнем, товарищ комиссар. Поедем завтра на рыбалку с утра пораньше, а?
— А спать кто будет за нас? — И как бы в ответ на это все начали зевать.
Только днем дали отбой большому флотскому учению, длившемуся больше недели. Батарея все время была в боевой готовности, и весь личный состав спал совсем мало. Ну, а уж если у мужей учение, то и женам нет покоя. Вот поэтому все и зазевали так дружно.
— Нет, стармех, давай-ка сначала выспимся вволю, а на рыбалку двадцать девятого раненько-раненько двинем, идет?
Голова комиссара была еще полна событиями прошедшего учения, и, немного помолчав, он спросил:
— Досталось, поди, Иван, твоим ребятам? Да и тебя, слышал, не раз «выводили из строя»? Кто заменял?
— Три раза Рева, а вчера посредник вывел нас обоих. Ничего, справились, старшины у нас хорошие.
— Ну вот, опять про служебные дела. Пошли до дому, спать еще пуще захотелось, — сказала жена Андриенко.
— Погоди, Александра Васильевна, выйдем на пригорок, песни девчат совхозных послушаем. Страсть люблю издалека девичьи песни слушать...
По пути домой комиссар решил заглянуть к командиру батареи. Капитан Александер уже собирался спать, но Соловьеву обрадовался:
— Садись, Ермил Кириллович, потолкуем.
— Спасибо. Я ведь просто так, на огонек заглянул. Да, кстати, что же ты на юбилей городского театра не поехал? Билеты-то тебе прислали?
— Без меня не захотел, — ответила за Александера его жена. — А мне куда уж...
— Сына ведь ждем, комиссар! — откликнулся капитан. — Александра Алексеевна на этот раз обещала не оплошать...
Встретив укоризненный взгляд жены, он поправился:
— А впрочем, и вторая дочка — тоже неплохо! Первый ребенок Александеров — трехлетняя Танюшка тут же блаженно посапывала в своей кроватке, укрытая марлевым пологом от москитов.