Отец успел дойти до крупного рогатого скота, типа бизона, когда Ванька предстал пред его гневные очи.
- Где тебя дикобразы носили, хвост им прищеми? - прищурился он, оглядывая Ваньку с ног до головы.
- На сеновале, - честно признался Ванька.
- Опять, небось, на сене лежал, закатом любовался, мечтатель, в хвост и в гриву этих зебр?
- Никак нет! - чётко по-военному соврал Ваня, для пущей убедительности вставая по стойке “смирно”. - Коров кормил.
- Каких коров? Они же на поле пасутся.
- А я им туда сено и носил, - Ванька посмотрел на отца чистыми честными глазами цвета полуденного неба.
- Ёшкин кот! - вновь упомянул отец большого серо-полосатого кота господина Ёшка. - Ну не дуралей, а? Сено коровам на поле носит...- горестно пожаловался он воздуху.
Разумеется, воздух ничего не ответил, хотя и знал, что никакой Ванька не дуралей, а врун-романтик каких ещё поискать.
- Ладно, слушай сюда, - отец наконец перестал сожалеть об умственных способностях сына. - Возьми эту гадость, - сунул он Ваньке небольшой пузырёк с отвратительной на вид малиновой мерзостью внутри, - и отнеси в лес, в замок госпожи Кирии. Скажешь, что от меня. Понял? Дуй бегом, и чтоб через сорок минут оборотился, скоро стемнеет. Негоже по ночам в лесу шляться.
На этом разговор закончился. Отец, алхимик первого класса Мортимер Гавалл, развернулся и неспешно побрёл в свою лабораторию, оснащённую по последнему слову техники. А техника в то время, наряду с магией, была весьма словоохотлива. Лаборатория, снаружи похожая на большой сарай, внутри просто кишела разнообразными механическими и электрическими приборами, компьютерами, изучателями, излучателями, испускателями и прочей атрибутикой. В многочисленных колбах, ретортах, мензурках и банках постоянно что-то кипело, шипело, сверкало, иногда бурлило, а изредка даже взрывалось. Стены хранили живописно нанесённые разводы всевозможных химикатов и не слишком удачных лаборантов; потолок, частично замененный, отлично помнил маленький Армагеддец районного масштаба, едва не сровнявший всю деревню с залежами угля где-то на глубине тысячи метров. В общем, история сарая-лаборатории была вполне долгой, поучительной и изобилующей интересными и знаменательными фактами.
Однако, делу - время, потехе - всё остальное время. В правой руке у Ваньки находился большой пузатый пузырёк с полупрозрачной малиновой жидкостью, полученной из мозолистых, обожженных кислотами рук отца. Сию ёмкость необходимо отнести госпоже Кирии, боевой волшебнице и особе, приближённой к Его Императорскому Великовеличию. Как ни странно, путь в замок занимал не более пятнадцати минут, а вот обратно - часа два-три. Ваня и сам удивлялся такому временному фокусу. Он даже эксперимент ставил: брал с собой ручку, блокнот и записывал всё, что с ним происходило по дороге. Исписав таким образом несколько листов описанием благополучного путешествия к воротам замка, милой беседы с начальником стражи Расулом и первыми шагами в обратном направлении Ваня обычно встречал Серого Волка, друга из племени индейцев Чао-Чао. Тут уж блокнот перекочевывал в карман, а научные мысли уступали место практически полному отсутствию мыслей и до поздней ночи они вдвоем исследовали окрестные леса, поля, и прилегающие к ним реки на предмет чего-нибудь вкусненького и на халяву, экстримных развлечений и веселых красавиц... Как правило, что-то одно рано или поздно находилось.
Вспомнив на следующее утро о своих научных изысканиях, Ваня извлекал на свет Божий изрядно потрепанный и помятый блокнот и вдумчиво перечитывал его содержание. Что удивительно - заметки всегда обрывались на одном и том же месте: когда он отходил от замка волшебницы. Сей подозрительный факт, самим своим существованием наводящий на мысли об инопланетном заговоре, мог свидетельствовать только об одном - в лесу, в округе замка госпожи Кирии, имеет место быть и действовать временная яма, попав в которую время преломляется, искривляется и даже немножко ломается, отчего целый день просто-напросто выпадает. Чем грозит такая аномалия здоровью и психике человека Ванька не имел ни малейшего понятия, но в интересах науки смело продолжал шастать по лесу, выполняя отцовские поручения и без оных, надеясь когда-нибудь однажды найти ответ на данную загадку, облагодетельствовав тем самым неблагодарное человечество.
3
Уже смеркалось, когда границы деревни, колючая проволока и таможенный пост остались за спиной. Перед посыльным распахнул вековые объятия вечнозеленый шелестящий лес, наполненный смешанными звуками засыпающих дневных зверушек и еле-еле просыпающихся ночных.