– Вы хотите сказать, что она преувеличивала свою болезнь?
Медсестра кивнула:
– Да, ее слабое здоровье было по большей части в ее воображении.
– И все-таки, – мрачно произнес Пуаро, – она умерла…
– О, я знаю, знаю…
Сыщик некоторое время наблюдал за ней, отмечая ее тревожное недоумение, ее ощутимую неуверенность.
– Я думаю, – сказал он наконец, – я уверен, вы все же знаете, что породило все эти истории.
Медсестра Гаррисон покраснела.
– Ну, я могла бы, наверное, высказать догадку… Я думаю, это Беатрис, служанка, распустила все эти сплетни, и, мне кажется, я догадываюсь, что ее навело на эту мысль.
– Что же?
Медсестра Гаррисон заговорила, довольно бессвязно:
– Понимаете, я кое-что случайно услышала… обрывок разговора доктора Олдфилда с мисс Монкриф… и я уверена, что Беатрис его тоже слышала, только она никогда в этом не признается.
– Что это был за разговор?
Медсестра Гаррисон помолчала, словно проверяла точность своих воспоминаний, потом сказала:
– Это было недели за три до последнего приступа, который убил миссис Олдфилд. Они находились в столовой. Я спускалась по лестнице, когда услышала, как Джин Монкриф сказала: «Сколько еще это продлится? Я не выдержу, если придется ждать еще долго». И доктор ей ответил: «Теперь уже недолго, дорогая, я тебе клянусь». А она: «Я не могу вынести это ожидание. Ты действительно думаешь, что все будет в порядке?» А он: «Конечно. Ничего не может случиться. В следующем году в это время мы уже будем женаты».
Пауза.
– Тогда я впервые заподозрила, месье Пуаро, что между доктором и мисс Монкриф что-то есть. Конечно, я знала, что он ею восхищается и что они очень близкие друзья, но ничего больше. Я снова поднялась по лестнице – я испытала нечто вроде шока, – при этом заметила, что дверь на кухню открыта. И с тех пор я думаю, что Беатрис, должно быть, подслушивала. Вы ведь понимаете, правда, что их разговор можно истолковать в двух смыслах? Он мог просто означать, что доктор знал: его жена серьезно больна и не сможет прожить дольше; я не сомневаюсь, что именно это он имел в виду, но для такой женщины, как Беатрис, эти слова могли иметь другой смысл. Ей могло показаться, что доктор и Джин Монкриф определенно… ну, они определенно планировали покончить с миссис Олдфилд.
– Но вы сами так не думаете?
– Нет, нет, конечно, нет…
Пуаро испытывающее посмотрел на нее:
– Мадам Гаррисон, что еще вам известно? О чем еще вы мне не рассказали?
Она вспыхнула и резко ответила:
– Нет же, конечно, нет. Что еще может быть?
– Не знаю. Но я подумал, что, может быть… что-нибудь?
Женщина покачала головой. На ее лицо вернулось прежнее встревоженное выражение.
– Возможно, – произнес Эркюль Пуаро, – Министерство внутренних дел распорядится произвести эксгумацию тела миссис Олдфилд.
– Ох, нет! – Медсестра Гаррисон пришла в ужас. – Как это ужасно!
– Вы считаете, что это было бы неправильно?
– Я считаю, что это было бы ужасно! Подумайте о разговорах, которые это вызовет! Это будет кошмаром, настоящим кошмаром для бедного доктора Олдфилда.
– Вы не считаете, что это могло бы быть полезным для него?
– Как это может быть полезным?
– Если он невиновен, – ответил Пуаро, – его невиновность будет доказана.
Он умолк, наблюдая, как эта мысль проникает в сознание медсестры Гаррисон, как та озадаченно нахмурилась, а потом лицо ее прояснилось.
Женщина глубоко вздохнула и посмотрела на него.
– Я об этом не подумала, – просто сказала она. – Конечно, это единственное, что нужно сделать.
С верхнего этажа донеслись глухие удары. Медсестра Гаррисон вскочила:
– Это моя старая дама, мисс Бристоу. Она проснулась после дневного сна. Я должна пойти и успокоить ее перед тем, как ей принесут чай и я пойду на прогулку. Да, месье Пуаро, я думаю, вы совершенно правы. Вскрытие уладит это дело раз и навсегда. Оно пресечет все эти ужасные слухи о бедном докторе Олдфилде, они заглохнут.
Она пожала ему руку и поспешно вышла из комнаты.
V
Эркюль Пуаро дошел до почты и позвонил в Лондон.
Голос на другом конце провода звучал раздраженно:
– Разве вам необходимо все это разнюхивать, мой дорогой Пуаро? Вы уверены, что это наш случай? Вы знаете, чего обычно стоят все эти деревенские сплетни – просто ничего не стоят!
– Это случай особый, – ответил Эркюль Пуаро.
– Ну, если вы так говорите… У вас такая утомительная привычка всегда оказываться правым. Но если все это яйца выеденного не стоит, мы будем вами недовольны, вы же понимаете.
Эркюль Пуаро улыбнулся про себя и тихо ответил: