— Вы хотите сказать, — уточнил Пуаро, — что она преувеличивала тяжесть своего недуга?
— Да, — кивнула мисс Гаррисон. — Ее недомогание было в основном плодом ее собственного воображения.
— И все же она умерла…
— Да, вы правы…
Чем дольше Пуаро смотрел на нее, тем явственнее становились ее тревога и смятение.
— Полагаю — более того, уверен, — что вы знаете, откуда пошли эти слухи, — произнес он наконец.
Сестра Гаррисон покраснела.
— Н-ну, я могу только высказать свои соображения. По-моему, слухи пошли от горничной, Беатрис, и я, пожалуй, догадываюсь, что ее навело на такие мысли.
— Что же?
— Видите ли, — немного смутившись, начала объяснять сестра Гаррисон, — я случайно подслушала обрывок разговора между доктором Олдфилдом и мисс Монкрифф и, полагаю, что и Беатрис его слышала, хотя не думаю, что она когда-нибудь в этом сознается.
— И что это был за разговор?
Сестра Гаррисон немного помолчала, как бы восстанавливая в памяти услышанное, и наконец сказала:
— Это было недели за три до последнего приступа, который оказался для миссис Олдфилд смертельным. Они сидели в столовой, а я как раз спускалась по лестнице… ну и услышала голос Джин Монкрифф:
«Сколько это еще будет продолжаться? Я не в состоянии больше ждать».
«Теперь уже недолго, милая, клянусь», — ответил доктор.
«Это ожидание невыносимо», — опять заговорила Джин. — «Ты думаешь, все обойдется?» — А он ответил: «Ну конечно. Все будет в порядке. Через год мы поженимся».
— Тогда я впервые поняла, — продолжала сестра Гаррисон после паузы, — что между доктором и Джин Монкрифф что-то есть. До этого я знала, конечно, что она ему нравится и что они в самых дружеских отношениях, но не более того. Признаться, я была потрясена, даже не пошла в столовую, а поднялась обратно наверх, но по дороге заметила, что кухонная дверь открыта, и подумала, что Беатрис тоже все слышала. Весь ужас в том, что их разговор можно было истолковать двояко. Это могло просто-напросто означать, что жена доктора тяжело больна и долго не протянет — не сомневаюсь, что доктор именно это и имел в виду, — но для такой особы, как Беатрис, его слова могли означать совсем другое: что доктор и Джин Монкрифф собирались… собирались избавиться от миссис Олдфилд.
— Но сами вы так не думаете?
— Нет, конечно нет…
— Сестра Гаррисон, — пытливо посмотрел ей в глаза Пуаро, — может быть, вам известно еще что-нибудь? О чем вы мне не сказали?
Покраснев, та яростно запротестовала:
— Нет, нет и нет. О чем таком я могла умолчать?
— Не знаю, не знаю. Вам видней.
Сестра Гаррисон, в глазах которой вновь появилось волнение, лишь покачала головой.
— Не исключено, что Министерство внутренних дел потребует эксгумации тела миссис Олдфилд, — многозначительно произнес Пуаро.
— О нет! — ужаснулась сестра Гаррисон. — Это чудовищно!
— Вы считаете, что об этом придется пожалеть?
— Я считаю, что это недопустимо! Подумайте только, какие начнутся разговоры! Бедного доктора Олдфилда и так совсем измучили.
— А вам не кажется, что ему это как раз может пойти на пользу?
— Что вы имеете в виду?
— Если он невиновен, его невиновность будет доказана.
Пуаро наблюдал, как сестра Гаррисон, озабоченно хмуря лоб, постепенно осваивалась с этой мыслью. Наконец лицо ее прояснилось.
Глубоко вздохнув, она взглянула ему в лицо.
— Об этом я не подумала. Разумеется, это единственный выход.
Со второго этажа донеслись глухие удары в пол. Сестра Гаррисон вскочила как ошпаренная.
— Это моя подопечная, мисс Бристоу. Она проснулась после отдыха. Мне надо пойти и устроить ее поудобнее перед тем, как ей принесут чай и я смогу пойти прогуляться. Да, мосье Пуаро, наверное, вы правы. Вскрытие все расставит по местам, и эти ужасные слухи насчет доктора Олдфилда прекратятся.
Пожав Пуаро на прощанье руку, она заторопилась наверх.
Пуаро же направился на почту и заказал разговор с Лондоном.
Голос на другом конце провода звучал явно раздраженно:
— Что вам все неймется, Пуаро? Вы уверены, что нам стоит вмешиваться? Вы же знаете эти деревенские сплетни — они, как правило, выеденного яйца не стоят.
— Тут особый случай, — не отступал Пуаро.
— Ну, вам виднее. Что у вас за утомительная привычка — всегда оказываться правым? Но если все это окажется блефом, мы вряд ли останемся вами довольны, имейте в виду.