Прошло еще два дня. Старик теперь все время приходил со своей дочерью, которая совершенно поправилась.
ГЛАВА 4
Фрикет стала негритянкой. — Костюм и прическа. — Барка приходит в восторг. — Побег. — Опасности. — В таинственном долге. — Обыск. — Тревога. — Мнимую негритянку никто не узнает. — Опять животные с горбом. — Бегство. — Благодарность.
Старый негр, несмотря на суровый вид, обладал добрым сердцем, и, хотя душа его очерствела оттого, что, будучи приставленным к заключенным, он видел много настоящих преступников, нравственных уродов, воров и убийц, его самым сильным чувством была любовь к дочери. Фрикет вылечила его дочь, за что он был бесконечно благодарен и согласился устроить побег.
Старик работал в тюрьме очень давно, еще до итальянской оккупации, тогда он находился на службе у хедива; свое место он сохранил и после прихода итальянцев, пользовался у них абсолютным доверием, так как слыл образцовым тюремщиком; никто не мог бы заподозрить его в сочувствии или помощи кому-то из пленников.
Когда Барка объяснил, что белая госпожа сделается негритянкой, старик не поверил и расхохотался. Барка заметил с серьезным видом, что госпожа все может, даже возвращать зрение слепым. Затем он рассказал о том, как они бежали из плена на Мадагаскаре, как светились в темноте и до смерти напугали туземцев. В заключение он добавил:
— Да, мы горели огнем, а не сгорели! И все благодаря могуществу госпожи.
— Тогда скажи ей, что сегодня ночью. Одежду она получит.
Араб предупредил Фрикет, что решительный момент освобождения настал; он несколько раз повторил последние слова старика:
— Сегодня ночью.
Девушка радостно всплеснула руками и воскликнула:
— Ура! И да здравствует свобода!
Тюремщик и его дочь пришли вечером; они, разумеется, имели полное право ходить по тюрьме, когда им заблагорассудится. Старик нес фонарь, горящий фитилек был прикрыт от москитов стеклянным колпаком. Увидев Фрикет, старик и девушка застыли от изумления: ее лицо, руки, шея были совершенно черными; выделялись только прекрасные глаза и алые, как гранатовый сок, губы с ослепительно белыми зубами. Перед ними была настоящая негритянка, на лице ее сияла веселая улыбка.
Старик поспешил в камеру Барки, а его дочь развернула принесенный ею сверток; в нем лежала женская одежда, видимо, ее собственное праздничное платье. Знаками она показала Фрикет, что одежда предназначалась для нее, и помогла ей одеться. Нубийский костюм состоял из большого куска белой ткани с разрезами для рук и головы, тонкого муслинового[151] шарфа, который служил поясом, легких полотняных шаровар и соломенных сандалет. В таком наряде девушка была очаровательна: она походила на одну из местных модниц.
Оставалось сделать прическу, как у здешних красавиц. Бывшая пациентка Фрикет оказалась искусным парикмахером: она разделила волосы француженки на четыре пряди ото лба до затылка, заплела их в косы, посыпала черным порошком, самым причудливым образом обвила вокруг головы и закрепила длинными серебряными шпильками. Зеркала не было; впрочем, Фрикет оно все равно бы не пригодилось: ее внешность так изменилась, что она ни за что не смогла бы узнать себя.
Вошел Барка, одетый в арабский костюм. Он был родом из страны гор, где одевались иначе, а сейчас выглядел одним из тех кочевников, которые странствуют по пустыне, выходящей к Красному морю, Индийскому океану и Персидскому заливу. Увидев Фрикет, он отшатнулся и широко раскрыл рот от удивления.
— Госпожа! — воскликнул он, поднимая руки вверх, как муэдзин[152] на молитве. — Госпожа, моя никогда не думать, что твоя стать негритянкой… Твои отец и мать не смогли бы твоя узнать. Я, твоя слуга, не узнать свой госпожа…
Француженка звонко рассмеялась и ответила:
— Знаешь, Барка, чернота эта не смоется ни водой, ни мылом, ни маслом.
— Но твоя не всегда оставаться черной?
— До тех пор, пока это будет нужно для нашего побега.
Оживленная беседа была прервана появлением старого негра, несшего веревки, сделанные из длинных, связанных друг с другом кусков материи.
Он сказал Барке по-арабски:
— Друг, время не ждет, иди к себе в камеру, накрепко свяжи меня этими веревками и заткни рот. Сделай все как следует, это должно выглядеть, как будто ты на меня напал. Если они заподозрят неладное, мне несдобровать. Скажи своей госпоже, что я благословляю ее и буду помнить всю жизнь. И скажи еще, чтобы она связала мою дочь.
Барка точно перевел все, что сказал старик, не забыв и о его торжественном благословении. Молодая негритянка, знавшая все детали побега, присела на постель и протянула Фрикет руки, чтобы та связала их. Француженка так и поступила; затем она нежно расцеловала девушку, жалея, что не может обменяться с ней ни единым словом и не знает даже ее имени…
152
Муэдзин — служитель религиозного культа у мусульман, созывающий с минарета — высокой башни, поставленной рядом с мечетью (храмом), — верующих на молитву.