Каждое лето в небольшом городке на берегу моря устраивали шахматный фестиваль, я была там со своей мамой.
Мне было 14, может быть, 15 лет, но я уже умела практически безошибочно определять, кто со мной играет — профессионал или начинающий. Где-то после пятого хода картина окончательно прояснялась. Знаю, настоящие профи, читая это, уже подумали, что на самом деле, как только ты видишь своего соперника, как он подходит к столу, как садится за него, уже все понятно. Уже все ясно, да, согласна, мне было 15, со мной играла девочка, которой я раньше никогда не видела.
«Эй ты, детка, иди сюда, я никогда раньше тебя здесь не видела». Обычно даже серьезные девочки, которые понимают, на что идет игра, которые в курсе всех ставок, да они практически не учатся в школе, и вряд ли у них есть подруги или друзья, какие друзья, если все они сидят с утра до вечера, уткнувшись в шахматную доску, да, они уже поняли, что неплохо было бы выиграть и эту партию тоже, так вот, даже такие девочки могут отвлечься и засмотреться на, к примеру, котенка, который случайно вбежал в зал. А город уже взорвался, и крепость пала, детка, и совершенно зря ты посмотрела на этого маленького хорошенького рыжего котенка, потому что, отследив твой взгляд, поймав тебя на этой невинной детской девчоночьей слабости, я тебя уже выиграла. А значит, ты зря отказывала себе во всем, а это я была права все это время.
Впрочем, я отвлеклась. Так вот, со мной играла очень бойкая малышка, которую никто из наших раньше здесь не видел. Я играла черными, я протянула ей руку, и она не пожала ее.
Я нажала на кнопку часов, предлагая ей сделать ход, она сделала его, не глядя на меня, она не пожала мою руку.
У меня в висках стучало это с каждым ходом: я не должна показывать своего замешательства, но она не пожала мою руку, ты не пожала мою руку, ты очень хочешь выиграть меня. Нет, выиграть хочу я, а ты — ты хочешь растоптать меня, размазать, если, никогда меня до этого не видя, ты можешь просто так, потому что я с тобой за одной доской, не подать мне руки.
Она играла весьма посредственно, но я не могла сосредоточиться. И мысль о том, что именно на это и было рассчитано, еще больше выбивала меня из колеи. В итоге я выиграла эту девочку, но далеко не сразу.
На следующий день об этом случае судья говорил во всеуслышание перед туром. Мне было неудобно, просто я рассказала маме, а она тренеру, а судья с нами общался, в общем, об этом стало известно руководству, что называется. Судья сказал, что это вопиющий случай, и при его повторении может произойти дисквалификация. В целом это верно. Настрой нельзя брать за счет подавления другого. Это было правильно.
***
Начебто це можливо — просто почистити зуби і вдати, ніби ти нічого не їв у той день. Начебто це можливо — прийняти ванну і забути, що тебе безкінечно ґвалтують, а моя героїня саме так і чинить. У цьому є якась свобода від карми, чи що. Усе відразу змінюється — приїжджає батько, і дочка говорить, вибач, ти мав рацію. А я припустилася помилки, вони ґвалтували мене, лабораторна робота виконана на двійку, тому ми всіх зараз розстріляємо, більше я так не робитиму.
Кінець кінцем саме таким і має бути прагнення: з кожним кроком минуле залишається позаду, з кожним кроком ти вмираєш і народжуєшся знову. Ти готовий кинутися у яр головою, щоб у наступній коловерті тебе не винесло не лише з болота, а й з цього лісу. Далеко. Назавжди.
***
Может, конечно, мне это шахматы навеяли, хотя вряд ли, не нужно преувеличивать их роль, маленьких и родных. Откуда эти ощущения: как будто я обанкротившийся миллионер, который просыпается утром, встает с кровати и понимает, что это все вокруг как-то не похоже на его милое чистенькое бунгало, куда он приехал вчера вечером. Что и кровать — не кровать, а койка, или нары, или как там это называется, кошелька нет, а нужных телефонов он не помнит, не помнит, кто его друзья, кто его жена, как он здесь оказался, и кажется, сейчас придут люди оглашать приговор.
Они действительно приходят, он, этот еще вчера могущественный человек, сегодня он слышит шаги людей, идущих по коридору, они идут, он вдруг осознает, что ему как-то не по себе, как будто он им должен, а может, он им и правда должен, может, он вчера проигрался в казино, или еще что-нибудь в этом роде, они заходят в камеру.
Сердце сжимается, и он говорит себе: успокойся, сейчас ты с достоинством пойдешь и сядешь на электрический стул, и все уже навсегда, наверное, будет хорошо, но садятся они, достают бумаги, называют какое-то странное имя, по всей видимости, это теперь его имя, и говорят: ты свободен. Забирай свои вещи и — ты свободен. Он говорит, но где мои вещи? А, говорят они, их у тебя нет, значит, уходи как есть. Следствие завершено. Иди домой. А где мой дом? Слушай, говорят ему эти вип-персоны, ты как маленький прямо, в первый раз что ли — ищи.