В большинстве все же туристам приятнее дремать на воздухе. Здесь пред взором всегда огромное разнообразие диковинных цветов, изумрудная зелень лужаек, экзотические деревья и пальмы, отягощенные свисающими финиками. Пляжи здесь просторны и не зажаты городской инфраструктурой, песок мягок и нежен, а море имеет бирюзовый оттенок. Приятно после европейских городских ландшафтов лежать и наслаждаться видом голубых бассейнов под ногами, разноцветными каньонами, сказочного вида скалами вдали и морем желтого песка, уходящим вправо и влево за горизонт.
Мужчина в больших противосолнечных очках и цветных пляжных трусах сидел в глубоком шезлонге под коническим навесом. Он дремал. Этот немолодой уже человек имел хорошую фигуру, которая говорила о его спортивном прошлом или ином занятии, позволявшем или требовавшем сохранения хорошей физической формы.
Сейчас же мышцы выглядели обвисшими. Мужчина приподнял руку и посмотрел на часы. Видимо, время, которое указывали стрелки, чему-то соответствовало, потому что он принял вертикальную позу и отставил стакан.
Утопая по щиколотку в песке, по берегу шел смуглый человек средних лет, среднего телосложения и с полотенцем на плече. На нем были неизменные темные очки. Шел он неторопливо с видом отрешившегося от всех дел человека, но, поравнявшись с шезлонгом европейца (или американца), он резко свернул от воды и пошел в тень навеса.
– Я приветствую вас, Энди, – произнес он по-английски, бросая полотенце на свободный деревянный лежак и усаживаясь на него. – Как наши дела?
– Вы, Джон, поражаете меня! – с усмешкой ответил человек в шезлонге. – Сначала от вас в течение двух недель нет никаких известий, потом вы появляетесь, отказываетесь от официального доклада и требуете конфиденциальной встречи. Это я у вас должен спросить, а как же обстоят наши дела.
– Ну что же, – кивнул смуглый человек. – Практически вы ответили мне на многие не заданные мною вопросы. Напряжение в «конторе», как я понимаю, выросло до непостижимых показателей? Только непонятно, почему я являюсь объектом вашего раздражения, мистер Хабер? Не я создал ситуацию, при которой конфиденциальная информация стала известна посторонним людям, не я упустил объект из-под наблюдения. Я только получил задание, выполнение которого осложнялось огромным количеством неизвестных. И я его, между прочим, выполнил.
– Вот с этого и надо было начинать, – ворчливо ответил Хабер. – Так что же произошло из ряда вон выходящего, Лонго?
– Прежде чем отправлять доклады в «контору», я хотел бы поговорить с вами, Энди. Все-таки вы мой куратор в Северной Африке и вам было вменено в обязанность обеспечить выполнение мною этой миссии. Объект задержан и находится, как мне сообщили, под надежной охраной на границе Путленда и Сомалиленда. Но есть некоторые обстоятельства, которые я хотел бы обговорить с вами, прежде чем предъявлять их нашему начальству с крахмальными воротничками.
– Что произошло? – насторожился Хабер. – Вы наследили при выполнении операции?
– Я в ней не участвовал. Лично не участвовал. Мне бы это не удалось при всем моем горячем желании, потому что искать объект пришлось в регионе протяженностью в тысячи километров и на территории десятка государств. Сработал капкан в Индии, воспользоваться пришлось надежным вариантом с сомалийскими пиратами. Там все скрывается на дне морском без следа. Но пираты слишком любят деньги и работают очень небрежно.
– Иными словами, Джон, вы не знаете, где материалы? А допрос объекта?
– Этим я займусь, как только закончу беседу с вами. Скажу только, что поднимется шум в связи с гибелью европейцев и исчезновением морской яхты. Наемники, естественно, ничего не знали о материалах. Боюсь, что интересующие нас материалы находятся на дне морском.
– Нас устроил бы и такой вариант, если бы имелась гарантия. Вы можете предоставить гарантии, Джон?
Полковник ЦРУ Энди Хабер был опытным работником и хорошо знал нравы и порядки, царившие в «конторе». Там очень любили победы, за которые не судят, и терпеть не могли провалов. Тогда «контора» открещивалась и от своих агентов, и от своего участия в операциях. Всякое было, многое помнил полковник Хабер. Сейчас он правильно оценил ситуацию. Если нет материалов, за которыми охотился полевой агент Джон Лонго, то должны быть доказательства, что эти материалы уничтожены. Потому что это копии, и сами по себе они не имеют двусторонней ценности. А раз уничтожены, то операция выполнена успешно.